– Я даже не прошу сказать что-либо в ответ на мои слова, – продолжал он, – я завтра уезжаю, чтобы подготовиться за лето к одной специальной работе моего учебного курса. Я уезжаю, чтобы подтянуться в занятиях. Но я вернусь домой осенью и на Рождество навещу вас.
Еще раз перед Эльзой встало покорное, прекрасное своей животной красотой лицо Зинки, запечатлевшееся в ее памяти словно какая-нибудь редкая гравюра. С краской гнева Эльза быстро обернулась к Бэлису. Бэлис собирался осенью домой, а на Рождество… к ней! Какой набитой дурой она была, делая себя смешной в его глазах! Она сдержала в себе готовые вырваться слова, потом выпрямилась, успокоилась и медленно пошла вперед. Рядом с ней шел Бэлис, молча, с глазами, впущенными на дорогу.
Когда она подошли к воротам Бауэрсов, Эльза уже вполне овладела собой. Ее гнев был немножко безрассуден и слишком обнажал ее перед ним. Она взглянула на Бэлиса и даже смело улыбнулась ему.
– До свидания, – сказала она ему легким тоном, – а мне нравится воевать с вами, Бэлис Кэрью!
Он ничего не ответил. Взяв за повод Флету, он притянул лошадь к себе, похлопывая ее по лоснящемуся боку. Потом взглянул на Эльзу и улыбнулся ей, но без всякого вызова. Никогда еще Эльза не видела в его взгляде такой робости!
– Можете вы мне сделать маленькое одолжение, Эльза? – медленно произнес он. – Мне хотелось бы, чтобы вы взяли к себе Флету и катались на ней летом, пока меня здесь не будет. Вы не можете представить себе, как мне этого хочется!
Эльза покраснела и прикусила губу.
Делла Мэгнюсон пела в школе такую норвежскую песенку:
Золотого коня и седла золотого
От тебя мне не нужно совсем!
Ты своей подари их принцессе прекрасной,
А меня отпусти ты ни с чем!
Эльза старалась улыбнуться. Ее сердце билось невыносимо. Она схватилась рукой за горло, в котором почувствовала внезапную боль. Потом, не в силах произнести ни слова, она покачала головой, резко повернулась и убежала по дорожке к дому.
Год выдался урожайный. Около изгородей и вдоль речки в изобилии зрели дикие плоды. Сочная зелень нив сменилась пышным золотом, тяжело колыхавшимся по ветру и, наконец, упавшим под руками жнецов. Крики диких уток наполняли по вечерам Балку, и заросли темной осоки крепко выстроились против натиска следующей зимы. В конце октября умерла жена Нэта Брэзелла, и мать Эльзы вместе с Фанни Ипсмиллер и женой доктора Олсона отправились в ее дом, чтобы, по выражению Фанни, «обрядить честную душу». Под тоскливым дождем процессия, состоявшая лишь из нескольких тележек, тихо выехала из Эльдерской балки и направилась к кладбищу на восток от Сендауэра. Когда последняя повозка исчезла за холмом, обозначавшим северную границу Балки, показалось солнце и приветливо осветило всю местность. С этого дня при появлении Нэта Брэзелла мужчины избегали его, а женщины толковали о Нем со страхом, но без всякого снисхождения.
