Саргатан медлил, по-прежнему держа скипетр в руке, глядя на единственную душу, которая, казалось, ничего не боясь, вызывающе смотрела ему в глаза.
Хани видел ее раньше. Такую заметишь. Высокая, статная, голубоглазая. Эту бывшую женщину, как и самого Хани, Превращение почти не затронуло. Ее можно было бы назвать даже привлекательной, если бы это не звучало издевкой здесь, в Аду. Звали ее Бо-ат, и задирать ее остерегались.
Вызывающий взгляд на архидемона — вещь смешная, и странно даже, что Саргатан его вообще заметил. Он шагнул ближе, остановился напротив, подавляя ее и стоящих рядом с ней уже своими габаритами. Рядом с ней, впрочем, никто уже не стоял, соседи грохнулись наземь или рванулись прочь, под кнуты надсмотрщиков. Взгляд Саргатана сосредоточился на белой фигурке — та, приподнятая прекрасной высокой грудью, свисала на куске сухожилия с шеи женщины. Такая же фигурка, как и у Хани!
— Почему я здесь?! — выкрикнула она. — Да, я убила! Но убила в борьбе против правителя, которому до меня не было дела. И это причина, чтобы влачить здесь вечность?!
Хани даже открыл рот, восхищенно глядя на эту отважную душу.
Саргатан повернул голову, и Хани показалось, что он услышал рокот отдаленного грома:
— И я здесь потому же…
Саргатан шагнул прочь, сунув свой скипетр Валефару. Тот поднял магическое оружие, направил его на Бо-ат. Краткий звук, треск молнии, и в лоб Бо-ат вошла ослепительная искра, послав глифы вправо и влево от нее. Души начали сжиматься, и вот уже готова еще дымящаяся ступень! Хани трясся, с трудом приходя в себя: трансформация завершилась за две души от него.
Саргатан повернулся, как будто что-то вспомнив. Он опустился на колено там, где стояла Бо-ат, и Хани увидел то, чего не смог увидеть никто другой. Вождь Адамантинаркса запустил когти в кирпич, подцепил шнурок и извлек наружу статуэтку. Далее произошло то, чему Хани поверил с трудом. Голубой глаз на поверхности кирпича открылся, наполнился слезой. Она дрожала, не скатываясь.
И коготь Саргатана осторожно снял эту слезу, бережно, как некую драгоценность, поднес к статуэтке и втер в белую костяную поверхность.
Затем Саргатан поднялся — величественной горой мышц, костей, огня… И, как казалось Хани, потрясенный.
— Домой, — проронил владыка, обращаясь к подошедшему министру. — Устал я, Валефар.
