Валера дважды порывался добраться до занавеса, дабы наверняка проверить, там Илона или не там. Оба раза его возмущенно отпихивала толпа претендентов на «лицезрение». Рыжему рыцарю все было ясно без доказательств – скандальную манеру речи своей тайной любви он отличил бы от тысячи других. «Я спасу вас, леди Илона, – мысленно клялся он, – никто и никогда не посмеет похищать вас и принуждать к браку. Я знаю, что нас разделяет неумолимое время и мне не суждено даже в самых смелых мечтах дерзнуть коснуться губами вашей руки. Но верьте мне – вы пойдете под венец только с тем человеком, которого выберете сами, своим сердцем и своей волей! А теперь пусть хоть все силы Ада…»
– Нэд?
– А… что? Это вы мне?
– Нэд, очнитесь! – Валера старательно замахал ладошками перед носом друга. – Надо же что-то делать! Рады все нет, значит, мы должны обсудить с вами план военно-стратегических действий. Нэд, вы меня не слушаете!
К ним укоризненно оборачивались. Под неодобрительными взглядами друзья чуть отступили, виновато пожимая плечами, всем видом демонстрируя готовность впредь молчать как рыбы. Однако стоило первому поэту шагнуть к сцене и начать чтение, разговор продолжился, но, конечно, уже на заговорщицком полушепоте. Благо, поэт старался так, что из-за раскатов его голоса вряд ли можно было хоть что-то услышать.
Вы слышали, как лают грачи,
Когда между глаз им всадишь кинжал?!
– Что он несет, сэр Люстрицкий?
– О, Нэд… это такая новая поэзия – концептуально-супрематический сюрреализм. Вы – обыватель, вам не понять…
– А зачем он так орет?!
Маленькая девочка догорала на пустом столе.
Разбито окно, выбит нерв, и стекает с губы череп кожи…
– В свите нашего короля Ричарда был один именитый менестрель, так вот, он убил бы его своей же мандолиной!
– За что, дикий необузданный вандал?
В лесах облаков воют чайки,
А я – испражняюсь стихами!
– Ну, если за это… тогда я его понимаю.
Поэтическая элита уважительно кивала автору. Видимо, новая поэзия в полной мере отвечала эстетическим взглядам Пророка Вшивамбапшипутры. Когда следующий вышедший бард начал тянуть лирическую песенку про «плевки фонарей», рыжий рыцарь всерьез стал задумываться, от скольких бодрых хулителей Божьего Слова он сможет избавить мир, если сейчас же возьмется за меч. Валера, искренне желая помочь другу, все пытался расшифровать ему некоторые особо замечательные образы. На сцене в это время, благодаря творческим изыскам авторов, «бесстыже умирали рыжие девочки», мальчики, плача, «грызли их сандалики» и неповинным человечкам «солнце долго и мучительно выжигало глаза». Нэд чувствовал, что тупеет. Каждый рыцарь умеет сочинять стихи. Искусство стихосложения в честь прекрасной дамы было одним из семи обязательных умений всякого образованного дворянина, носящего рыцарские шпоры. Может быть, не каждый из них сочинил за свою полную ратных подвигов жизнь и пять добротных сонетов, но что такое Поэзия – они знали точно. Можно представить, каково приходилось бедному Нэду Гамильтону, чье пристрастие к сочинительству было известно самому последнему слуге в войске короля… Бывший крестоносец зажмурил глаза и заткнул уши, пока поток поэтов ни за что и чем попало ославлял Благословенную Невесту. Что испытывала в это время сама Илона – являлось тайной, покрытой самым глубоким мраком. Нэд молил небеса дать ему силы до конца вынести это концептуальное словоблудие. Он открыл глаза, лишь когда встревоженный Валера начал изо всех сил трясти его за плечо:
