На этот раз она была обнажена, а он полностью одет, и это возбуждало ничуть не меньше. Руки Брюса медленно скользили по ее телу, описывали круги, гладили, ласкали, терзали, узнавали заново все ее изгибы и повороты, окружности и углы, выпуклости и впадины. Лили раскинулась в его объятиях, раскрываясь, словно цветок, навстречу его ласкам, не делая ни одного движения, кроме непроизвольных, судорожных вздохов, от которых закаменела и болезненно напряглась ее грудь.
Брюс склонился над ней, целуя ее плечи и грудь, легко скользя кончиком языка по бешено бьющейся жилке на шее, потом приник к ее губам.
Теперь она ожила и торопливо раздевала его, одновременно жадно отвечая на поцелуи. Она слишком долго выдержала без него, теперь предстояло наверстывать упущенное время.
В душе они оказались… впрочем, неизвестно, как они там оказались. И был ли это душ, а не, скажем, Ниагарский водопад. Просто вокруг лилась прохладная вода, а руки Брюса были везде, и Лили стонала все громче, не в силах больше ждать, лаская его напряженную плоть и моля о близости, как о глотке воды в жару в пустыне…
Их тела слились воедино, и струи воды хлестали по плечам и рукам, принадлежавшим более не двум, но одному существу – с двумя серд-цами и одним дыханием, голодному и жадному, страстному и нежному.
До пика наслаждения они добрались одновременно, и их крики и стоны тоже слились воедино. Лили впивалась пальцами в плечи Брюса, а он в последних сладких судорогах вбивал себя в нее, поражаясь и ужасаясь ее податливой нежности и своей животной грубости…
А потом он отнес ее в спальню, и настало время иной любви, тихой и неспешной, вкрадчивой и внимательной, когда любовники исследуют тела друг друга, чтобы подарить как можно больше удовольствия тому, кто стал твоей второй половиной…
Теперь он сдерживался, стараясь подарить ей как можно больше наслаждения. Он ласкал нежную плоть рукой, внимательно глядя ей в лицо, такое прекрасное, отмеченное печатью безумия страсти, и с каждым ее стоном ему было все труднее справляться со своим собственным возбуждением.
Она была неутомима и прекрасна, его женщина, и едва схлынули жаркие волны ее бурного одиночного оргазма, она уже сама взяла инициативу на себя. Брюс охнул и вытянулся на простынях, ощущая, как ее улыбающиеся губы подбираются все ближе и ближе к тому месту, которое последние четверть часа причиняло ему невыносимые страдания. Потом он вдруг вспомнил, что хотел увидеть эту картину – и торопливо приподнялся, жадно глядя на то, как алые чувственные губы скользят по его плоти, потом смыкаются на ней, чтобы ласкать его до изнеможения, до предела, до взрыва, за которым – рай…
