– Алекс, гуд! – слышались возгласы.
Стебликов скромно улыбался. Он понимал, что заслужил эту славу.
Миссис Бэрридж подошла к нему, сняла с себя какой-то американский значок, нацепила на грудь Алексу.
– Храни тебя Господь! – сказала она.
– Благодарю вас, мэм, – кивнул Алекс.
Николай и его помощники мрачно наблюдали.
– Пассажиров рейса Ленинград – Нью-Йорк просим пройти в таможенный зал, – прозвучало объявление.
Барбара дернулась, беспомощно посмотрела вверх, откуда доносился голос, разлучающий их, по всей вероятности, навсегда.
– Алекс… – прошептала она, прижимаясь к нему.
Он обнял ее, поцеловал, делая это со спокойным достоинством свободного человека.
– Мы увидимся? Ты приедешь ко мне? – спрашивала она.
– Варя, ты же знаешь, что это невозможно, – сказал он по-русски.
По щекам ее покатились слезы. Она еще раз поцеловала Алекса, потом резко повернулась – и исчезла за дверью таможни.
К Алексу сзади неслышно подошли Николай и помощники.
Алекс не обернулся, но почувствовал их приближение. Не поворачивая головы, он тихо произнес:
– Дайте проводить.
И, повернувшись, пошел к выходу. Агенты двинулись за ним.
Они стояли у парапета – Алекс и Николай, агенты чуть сзади – и смотрели туда, где готовился к старту огромный самолет. Алекс смотрел спокойно, он весь был собран, словно не хотел расплескать то, что было внутри. Николай глядел хмуро, точимый, как ни странно, завистью к этому нелепому человеку, который не совершил, в сущности, никакого подвига – но стал другим, каким Николаю уже никогда не стать.
Самолет, взревев моторами, побежал по дорожке.
– Трахнул хоть?.. – срывающимся голосом спросил Николай.
Он хотел спросить грубо, хотел унизить – но не получилось, голос подвел. Алекс повернул к нему голову – и просто молча посмотрел на него – с жалостью и презрением.
Самолет взмыл в небо.
– Пошли, что ли? – почти нежно сказал Николай.
Алекс засунул руки в карманы пальто и зашагал, как арестант, по наклонному пандусу – туда, где ждала их черная «Волга».
Помощники Николая двигались по бокам, а сам он волочился сзади – нахохлившийся, жалкий, бессмысленный.
Не уезжай ты, мой голубчик,
Печально жить мне без тебя.
Дай на прощанье обещанье,
Что не забудешь ты меня…
Они уселись в «Волгу» – Николай впереди, Алекс – сзади, в окружении квадратных парней. Машина резко взяла с места.
Скажи ты мне, скажи ты мне,
Что любишь меня, что любишь меня!
Скажи ты мне, скажи ты мне,
Что любишь ты меня!
И пока звучал этот романс – долго-долго! – Алекс ехал в окружении агентов с тупыми бессмысленными лицами. Лицо же Алекса было прекрасно – оно было чистым и ясным, он улыбался каким-то своим мыслям и воспоминаниям и чем-то напоминал блаженного, свершившего свое жизненное предназначение.
