Тогда я переменил метод. Я вывел искусственно парочку маленьких, но достаточно злых истин и натаскал их на ложь. Мои истины подскакивали ко лжи и перекусывали ей шею. Ложь надежно умирала.
Постепенно мои истины расплодились и разжирели. Скоро они уничтожили всю ложь, которая водилась вокруг. Им просто нечего стало делать. Они путались под ногами, мешали движению, требовали пищи и заявляли массу других претензий.
Пришлось их потихоньку топить. Но тут выяснилось, что утопить разжиревшую истину не так-то просто. Истины вели себя по-хамски.
Они плавали на поверхности и лаяли на меня как собаки.
Люди показывали на меня пальцами и кричали:
– Он топит истины, мракобес!
Они просто плохо знали историю вопроса. На самом деле я был истребителем лжи.
Они хитрые. Выскочат откуда-нибудь и давай нас колотить.
А это не мы.
Сильно огорчившись, уползают обратно.
Мозги у них извилистые и запутанные, как лабиринт. Войдешь туда и долго бродишь в одиночестве, натыкаясь на стены. В голове у них гулко и прохладно. Одичавшее эхо носится из стороны в сторону. На стенах лабиринта видны торопливые записи карандашом.
Они любят делать заметки на стенах.
Наконец находишь центр лабиринта, затратив на поиски целый день. А там пусто.
Они отлили из чугуна карту России, украсили ее флажком и понеслись на нас, держа карту наперевес, как таран. Сзади бежал самый маленький, ухватившись за чугунную Камчатку.
Со свистом и гиканьем мчались они к нам, целя в грудь побережьем Финского залива.
Им удалось свалить нас и придавить сверху чугунной картой.
Теперь мы лежим где придется и физически ощущаем, как отпечатываются на коже горы, долины, деревни и города.
Они умеют уметь.
Мы одеваемся, а они умеют одеваться. Мы едим, а они умеют есть. Мы пьем, а они умеют пить. Мы пишем, а они умеют писать. Мы живем, а они умеют жить.
Зато мы умеем смеяться.
Во мне много всяких людей, временами – целая толпа.
Один женат, у второго вчера вечером болела голова, третий любит выпить, четвертый его за это презирает, пятый ходит с детьми в цирк, у шестого неприятности по службе, седьмой чертовски свободен, восьмой ленив, до девятого трудно дозвониться, у десятого есть возлюбленная, одиннадцатый очень беден, двенадцатый боится собак, тринадцатый просто счастлив, к четырнадцатому любят ходить друзья, пятнадцатый одинок, на шестнадцатого можно положиться, на семнадцатого нельзя, восемнадцатый много думает, девятнадцатый тоже, но о другом, двадцатый умирает по воскресеньям, а остальные семьдесят пять представляют меня в различных учреждениях.
