Он лежал, и весь этот разговор казался нереальным, – сон, кошмар, после которого непременно последует пробуждение. И такими же зыбкими, нереальными казались воспоминания о последнем месяце жизни – до трехнедельного забытья… Гораздо ярче, жизненней, реальней казалось сейчас другое…
…Солнце, снег, лед. Блестят, режут глаза. Кровь. Тянется красной дорожкой. Человек. Убегает. Неуклюже и медленно – в сравнении со стелющимися надо льдом ЕГО прыжками. Окровавленная спина все ближе… Прыжок. Истошный вопль загнанной дичи. Победный, яростный рык. Трепещущая на клыках плоть…
Он поднялся на ноги. Посмотрел на стол, – зная, что там увидит. На столе – разложенная карта-пятикилометровка. А на карте тускло блестел вороненой сталью пистолет.
Пистолет с единственным патроном, снаряженным не простой, особой пулей – первый вариант выбора, предложенный Русланом. Предложенный и положенный под нос.
Второй вариант не лучше: обратиться за помощью к белым халатам, к профессорам-доцентам, к докторам и кандидатам медицинских наук… Правда, по словам Руслана, трудно надеяться, что угодит Ростовцев к независимым и доброжелательным медикам, свято следующим клятве Гиппократа. По крайней мере, много лет все случайно выявленные особи спонтанных ликантропов у несекретной медицины изымались (та же судьба ждала и прочих паранормалов – подлинных, не шарлатанов, выманивающих деньги у доверчивой публики). Так что угодит Ростовцев в ту же самую Лабораторию, в ту же клетку с серебряными прутьями, под те же скальпели… Либо в конкурирующую засекреченную клинику, принадлежащую другому силовому ведомству. Хотя, говорил Руслан, имеется крохотный шанс избежать такой судьбы: времена все же новые, если история сразу же получит огласку и общественный резонанс… Но едва ли. Времена меняются, но некоторые тайны так и остаются тайнами, смертельно опасными для всех любопытствующих…
Нет… В клетку и под скальпели – никогда…
Над последним вариантом Ростовцев раздумывал дольше. Подошел к карте, еще раз посмотрел на обведенный Русланом круг… Места глухие, дикие, – тайга и предгорья. Деревень нет, лесоразработок нет. Были в старое время на очерченной территории три или четыре охотничьих участка, сидели в сезон штатные охотники из отдаленного Анкеевского госохотхозяйства, – да и тех давно уже нет. И госхоза нет тоже. Пушного зверя повыбили, а мясозаготовкой заниматься резона нет, – вывозить себе дороже…
Короче говоря, по словам Руслана, – полное безлюдье. А вот копытных – косуль, изюбрей, сохатых – хватает с избытком. Намек ясен? Ясен-то ясен, да смысл в чем? Гоняться по распадкам за изюбрями – год за годом, ничего не соображая, позабыв, кто ты есть… Руслан в ответ поведал теорию о разуме, просыпающемся в конце концов у ликантропов. Шаткая теория, хлипкая. Сколько лет они там мудрили с мохнатыми бестиями? Пятнадцать? И ни одна отчего-то не поумнела…. Поумнеешь тут, пожалуй, возражал Руслан, когда у тебя постоянно то одно, то другое на нужды науки отрезают. Да и не жили зверюги подолгу в клетках, – несколько месяцев, год самое большее… Много ли разума у младенца-то десятимесячного?
