Морвен редко говорила с Турином о том, что случилось и что может случиться в будущем, а тревожить ее расспросами мальчик боялся. Когда истерлинги впервые вторглись в Дор–ломин, он спросил у матери:
— Когда же отец вернется и прогонит этих мерзких ворюг? Почему он не приходит?
— Не знаю, — ответила Морвен. — Возможно, он убит, возможно, в плену, а возможно, блуждает где–то в дальних краях и не может вернуться — ведь кругом столько врагов.
— Наверно, его убили, — сказал Турин — перед матерью он сдержал слезы, — если бы он был жив, никто не смог бы удержать его.
— Думается мне, что ты ошибаешься и в том, и в другом, сын мой, — ответила Морвен.
Время шло, и Морвен все больше тревожилась за Турина, наследника Дор–ломина и Ладроса: ведь лучшее, что ждало его в ближайшем будущем — это рабство у истерлингов. И вспомнила она свой разговор с Хурином, и обратилась мыслями к Дориату. Она наконец решилась втайне отослать туда Турина и просить короля Тингола приютить мальчика. Размышляя над этим, она все время отчетливо слышала голос Хурина: «Уходи скорее! Не жди меня!» Но ей подходило время рожать, а дорога была трудна и опасна. И чем дольше ждать, тем меньше надежды, что удастся спастись. А в сердце Морвен, помимо ее воли, все еще таилась обманчивая надежда: в глубине души она чуяла, что Хурин жив, и бессонными ночами прислушивалась, ожидая услышать его шаги, а задремав, просыпалась — ей мерещилось, будто во дворе заржал Аррох, конь Хурина. И, наконец, хотя Морвен была не против, чтобы сына ее воспитали в чужом доме, по обычаю тех времен, ей самой гордость еще не позволяла жить на чужих хлебах, пусть даже у короля. И потому она заставила утихнуть голос Хурина — или память о нем. И так сплелась первая нить судьбы Турина.
Когда Морвен решилась наконец отправить сына, Год Скорби уже близился к концу — наступила осень. Поэтому Морвен торопилась исполнить задуманное: времени на путешествие оставалось в обрез, а до весны Турина могли у нее отнять. Вокруг усадьбы бродили истерлинги и вынюхивали, что происходит в доме. Поэтому однажды Морвен неожиданно сказала Турину:
— Отец не возвращается. Значит, ты должен уйти отсюда, и как можно скорее. Он так хотел.
— Уйти? — воскликнул Турин. — Но куда же мы пойдем? За Горы?
— Да, — ответила Морвен. — За Горы, на юг. Может быть, там еще можно спастись. Но я не говорила «мы», сын мой. Ты должен уйти, а я должна остаться.
— Я не могу один! — воскликнул Турин. — Я не оставлю тебя! Почему нам не уйти вместе?
