— Восемнадцать.
— Мы поехали тогда на Суперстишн Бутт. На то место у холма. Ты была в белом платье с мелкими розовыми цветочками.
— Голубыми, — снова мягко поправила она. — И как только мы приехали, ты вытащил из кармана пакетик, обернутый в золотую бумагу.
— Да-а-а, — протянул он. — И я никогда не рассказывал тебе, как у меня в тот вечер тряслись коленки. — Он посмотрел ей в глаза. — В тот вечер я впервые прикоснулся к твоей груди.
Помнишь, малышка?
Конечно, она помнит. Такое не забывается.
Она помнит, как его пальцы нерешительно скользнули по ее груди, помнит первое прикосновение его щеки к ее нежной плоти, его горячее дыхание, его губы…
— Конечно, помню, — тихо сказала она. — С того вечера все и началось.
— Мы часто приезжали туда, — продолжал он слегка огрубевшим голосом. — Но обычно сидели в машине. А в тот день я прихватил одеяло и расстелил его на траве…
— Коннор, тебе нужен отдых, — перебила она и проглотила комок, застрявший в горле. — Ты только что из больницы.
— И тогда ты открыла флакончик с духами и надушилась. — Он протянул руку и прикоснулся к ее щеке.
— Коннор, не нужно, — прошептала она. Пожалуйста.
— А потом я взял флакончик из твоих рук, капнул себе на пальцы и провел по твоей шее…
Натали прикрыла глаза.
— Не нужно… Нет…
Она говорила это потому, что так было нужно, а совсем не потому, что хотела этого. Она жаждала его прикосновений, она хотела чувствовать тепло его дыхания на своей шее…
Он взял в ладонь ее грудь, и она, прикрыв глаза, застонала.
— Натали, — прошептал он. — Любимая, желанная…
— Нет. — Она отпрянула от него и встала. Нет.
Коннор почувствовал, как от желания у него свело в животе.
— Почему? Ты ведь моя жена. — Была, — ответила она и выбежала из комнаты.
Когда он снова проснулся, в комнате было темно, и только в углу горела одинокая лампа.
Он сел, глубоко вздохнул, с усилием встал на ноги и медленно побрел через холл к ванной.
— О господи, на кого я похож, — тихо сказал он, глянув на себя в зеркало.
Под глазами — черные круги. На лбу — швы.
Левая рука перебинтована. Хорошо, что головная боль слегка утихла…
Он вымыл руки и плеснул несколько пригоршней воды на лицо. Потом побрел через холл в сторону кухни, где горел свет.
Натали сидела на высоком табурете возле стойки и крошила морковь. На ней были белые шорты и футболка. Босые ноги изящно лежали на перекладине табурета.
Она была очаровательна и невероятно сексуальна.
Но в этот момент сексуального желания Коннор не испытывал. Его душу волновало другое чувство — глубокое, сильное, нежное. Несколько секунд ему трудно было дышать.
