Под идеальной каллиграфией этого сухого заявления была нацарапана приписка:
«Коннор, черт бы тебя побрал, лучше приезжай по-хорошему. Никаких отговорок, слышишь?».
Под грубыми словами стояла внушительная большая буква «К», которую смягчало маленькое сердечко, намалеванное рядом.
По лицу Коннора расплылась улыбка. Кэтлин. Крутая как сталь снаружи, мягкая и нежная внутри. Хотя, попробуй он сказать ей это в лицо, он наверняка схлопочет затрещину.
Улыбка сползла с его лица.
Какое прекрасное у него сегодня утро! Сначала он выяснял отношения с Натали, а теперь получил приказ явиться на боевое построение у отца на ранчо.
Джонасу стукнет восемьдесят пять… Он не виделся с отцом год. А может, и два. Отец казался ему человеком без возраста, с телом таким же крепким, как железное дерево, и взглядом серых глаз, способных повалить замертво орла.
Коннор положил открытку на стол. Восемьдесят пять. Довольно приличная цифра. Что ж, он позвонит на ранчо — когда там? Четырнадцатого июня? Пожелает старику счастливого дня рождения и, конечно, пошлет ему подарок. Хотя… что можно послать в подарок человеку, у которого есть все, что он хочет, и который презирает все, что за пределами его желаний.
Лицо Коннора смягчилось. Потом он отдельно позвонит Кэти и объяснит, что он, к сожалению, не сможет отлучиться от дел и что…
Зазвонил его личный телефон. Звонок заставил его вздрогнуть от неожиданности. Никто не знал его номера, кроме…
— Малышка, — зашептал он в трубку. — Я люблю тебя, Натали…
— И я люблю тебя, мой драгоценный, — прозвучала из трубки трель, воспроизводимая дрожащим фальцетом. — Только боюсь, что мой муж начал обо всем догадываться…
Коннор выпрямил спину.
— Тревис? Это ты, Трев?
Из трубки послышался глубокий мужской смех.
— Знаю, что ты разочарован, но, к сожалению, это я. Доброе утро.
На губах Коннора появилась слабая улыбка.
— Доброе утро? — Коннор глянул на часы и свистнул. — О, я сражен, Тревис. Сейчас только семь утра в ваших краях. А я думал, что вы, ленивые западники, только выползаете из постели, когда мы, труженики востока, уже идем обедать.
— Я говорил ему то же самое, — послышался другой — ленивый и грубый — мужской голос из трубки.
Улыбка расплылась по лицу Коннора.
— Слейд?
— Он самый, — ответил Слейд Уорнер.
— Черт, не могу поверить! Как это вы, ребята, оказались вместе? Воссоединение на Малибу? Или вы оба в Бостоне?
— Я в Бостоне, — сказал Слейд.
— А я на Малибу, — сказал Тревис. — И этот тройной телефонный звонок — чудо современной техники.
