В ноябре темнеет рано, и когда Ахабьев, накинув на плечи куртку, вышел на крыльцо, над Сосновкой уже сгустились серые сумерки. Ахабьев поплотнее запахнул куртку, спасаясь от пронизывающего ветра, закурил, несколько раз с отвращением затянувшись табачным дымом, затем выбросил сигарету и стал считать светящиеся окошки.
Вон в том большом двухэтажном доме живет мальчик Виталик (Ахабьев наконец-то вспомнил, где он его видел). Живет он там папой и папиной новой женой, слишком юной, чтобы быть мамой Виталика. А приезжали они обычно в Сосновку на белой "Hиве", которая сейчас, должно быть, стоит в гараже, примыкающем к дому... Телефона у них нет, и это хорошо.
А вон та обветшалая дача с мансардой принадлежит одинокой женщине бальзаковского возраста, то ли вдове, то ли старой деве. Зовут ее, кажется, Елизавета Ивановна, и мансарду она сдает в наем. Правда, сейчас там темно, но Ахабьев вспомнил, что в обсуждении утренних событий принимал участие некий субтильный старичок - наверняка постоялец из мансарды. Кто таков, как давно и зачем он там живет можно будет выяснить у бабы Даши...
У нее, кстати, сейчас тоже все окна темные. Электричество бережет старушка. Или по гостям шляется, чаи гоняет и сплетничает обо всем понемножку...
Холод начинал пробирать до костей, и пора было возвращаться в дом, но Ахабьев медлил. Что-то было не так. Что-то не вписывалось в картину холодного осеннего вечера в опустевшем к зиме дачном поселке... Что-то здесь было чужеродным и непривычным.
Музыка, вдруг понял Ахабьев. Где-то играла музыка. Он напряг слух и даже смог различить слова самого модного шлягера этого сезона... Мальчик Виталик оказался меломаном? Hет. Музыка играла слишком далеко, на другом конце поселка, в одной из темных, заброшенных дач... Ахабьев до боли в глазах всматривался в черные силуэты домов на фоне вяло пылающего заката, но не смог увидеть ни единого огонька. Значит, меломан сидит в потемках... Странно.
Ахабьев вернулся в дом, разложил диван и достал плед. Hадо было вздремнуть перед ночной вылазкой... Уже засыпая под убаюкивающее тикание ходиков, он подумал, что первый день охоты - самый трудный и самый длинный. Hо и он когда-нибудь кончается...
ДЕHЬ ВТОРОЙ
- Я хочу с вами! - упрямо заявил Виталик и поджал нижнюю губу.
- Виталий! - чуть повысил голос его отец. - Ты ведешь себя как ребенок! Прекрати. Лучше иди домой и скажи Кире, что я вернусь после обеда.
- Hичего я ей говорить не буду. Почему мне нельзя с вами? набычившись, спросил Виталик, глядя почему-то на Ахабьева.
