там выгравировано…
Достал мобильник, но набирать длинный федеральный номер с таблички не стал – тот и так хранился в памяти трубки Кравцова.
Пашин Чак нашелся.
7
– Ты уверен, что включал сигнализацию, уезжая? – спросил Козырь. В тоне его не звучало ни малейших эмоций. И это мрачное спокойствие – в такой момент – производило впечатление куда более сильное, чем любые истеричные выплески энергии.
– Голову на плаху не положу, – сказал Кравцов. – За четыре дня стал включать-выключать уже автоматически, не запоминая. Но пришел – была включена, это точно.
Пашка подошел к единственному окошку, не закрытому ставнями. Размерами соответствуя железнодорожному окну, оно отличалось от него конструкцией. Сверху – во всю ширину – шла откидывающаяся наружу форточка, Кравцов ввиду теплых дней ее не запирал, держал открытой. Отправляясь на охоту, не запер тоже. Этим путем мог пролезть ребенок – малолетний или не особо упитанный. Или взрослый – но на редкость худой. По крайней мере Кравцов был уверен, что он-то застрянет тут всенепременно.
Козырь вернулся на кухоньку, без всякой брезгливости взял в руки голову Чака, перевернул.
– Посмотри, – сказал он. – Отрублено ровненько, как бритвой отрезано. Я знаю – когда-то знал – в Спасовке лишь одного человека, который так ловко управлялся с острыми предметами…
– Кто?
– Долгая история… Ты спрашивал про Динамита? Придется рассказать сейчас. Водка есть?
Кравцов кивнул.
– Доставай. И присядем где-нибудь…
Динамит. Сашок. Лето 1990 года
В то лето Динамит был в расцвете своих девятнадцати лет и в зените своей славы – был, когда закадычный друг-приятель Пашка-Козырь произнес равнодушно, как бы между прочим, одну фразу.
Козырь сказал:
– Знаешь, говорят, Наташка в пятницу после дискотеки с одним чуваком ушла…
Если Динамит был Первым Парнем, то Пашка-Козырь – вторым, никак не меньше.
Пашку никто не назвал бы красавцем – длинное и узкоплечее, но мускулистое тело венчала голова с круглым кошачьим лицом; нос-пуговку украшали очки с круглыми стеклами в тонкой проволочной оправе – и казались они у Козыря неуместными и чужеродными, как пышный бюст на сухопаром теле манекенщицы. Впрочем, обзавелся этим оптическим прибором Пашка вовсе не от излишней любви к чтению; зрение подсело в четвертом классе, после того как Козырю (тогда еще Козыренку) случайно пробили лоб камнем, изображавшим гранату в детской игре в войну… Дразнить Пашку очкариком желающих не находилось, в драке он был силен и увертлив, гибок как змея и так же опасен.
