Новая инквизиция | страница 27



– Элементарно. По музыке, которая звучала у вас в наушниках.

Она улыбнулась.

– И что, по-вашему, у меня звучало?

– Вивальди, конечно. Библиотечные дамы не мыслят себя без Вивальди.

Улыбка сползла с её лица.

– Не понимаю, как это можно было услышать… Я не включаю плеер так, чтобы рвал перепонки.

– Если не ошибаюсь, «Времена года», последняя часть «Лета»… – как ни в чем не бывало уточнил Лесник. – Вы действительно библиотекарь?

– А вы действительно археолог? – парировала Анна.

– Это прикрытие, – не стал лгать Лесник. – Вообще-то моя фамилия Бонд, и здесь я на задании. МИ-6 интересует одна раритетная брошюрка полувековой давности. Труд профессора Зейдер-Ковальцева о выращивание кукурузы на крайнем севере…

– Антарктиду будете засевать?

– Нет, Гренландию. Дабы привести в соответствии с названием. А то что-то сильно побелела она со времён викингов…

Скулы Лесника уже сводило от трепотни с претензией на юмор.

– Что вы слушаете, кроме Вивальди? – сменил он тему. – Современную музыку?

Выстрел был наугад – и угодил точно в десятку.

– Не слишком часто… Да и что слушать? Группу «Фаги», нашу местную достопримечательность? Как вы к ним относитесь?

Про группу «Фаги» Лесник знал многое, по этой теме досье Синявской было исчерпывающим. Но предпочёл изобразить невежество:

– Хм, фаги… Была такая древнеиндийская секта… Они же ритуальные душители, служители богини Кали. При чем тут музыка?

(Что эта секта, как и её среднеазиатское ответвление – туги – не только была, Лесник добавлять не стал.)

– Совершенно ни при чем! – она рассыпала звонкие бусинки смеха. – Вы правы, нет там музыки, сплошное тум-тум-тум. Терпеть не могу кислотного экстаза.

Что такое «кислотный экстаз», Лесник понятия не имел. Музыкальный стиль, судя по контексту… Да и неважно. Важно другое: лидер «Фагов» Марат Иванов (сценический псевдоним – Фагот) возглавлял список, по которому работал пропавший Радецки.

Список потенциальных тенятников.

Дела минувших дней – III

Княгиня Ольга

Долголетие людей, повинных во множестве смертей, замечено давно.

Члены сталинского Политбюро, обрекавшие на гибель десятки тысяч людей одним росчерком пера, дожили до перестроечных лет и могли читать в демократической прессе статьи о своих кровавых деяниях. До сих пор то тут, то там проходят процессы над гитлеровскими палачами, а врач-убийца Менгеле до последнего времени был дичью номер один для израильской разведки Моссад, не признающей сроков давности.

Впрочем, эти странные совпадения ничего сверхъестественного из себя не представляют – столетний возраст для людей не уникален, хоть и не слишком распространён.