Аккурат за стойкой обнаружилась неприметная низенькая дверь, разделявшая по всей вероятности магазин и жилую часть дома. Торой без колебаний толкнул её и, зажмурившись, замер на пороге — таким ослепительным, после долгого блуждания впотьмах, показался свет двух масляных ламп. К счастью, маг быстро сообразил, что к чему, и нырнул в комнату, спешно захлопывая за собой дверь.
Покойчик, в котором он очутился, являлся, по всей видимости, крохотной гостиной, однако сейчас об этом было сложно судить наверняка. По комнате в беспорядке были разбросаны самые неожиданные вещи — бельё, одежда, разорванные книги, разбитые фарфоровые статуэтки… В густом ворсе красивого ковра похрустывали осколки опрокинутого трюмо. Несколько стульев валялись сломанными, словно кто-то в ярости разбил их об пол. Даже обивку небольшой кушетки и ту неизвестные злодеи зачем-то вспороли безо всякой жалости — наружу бесприютно торчали пружины и клочья соломы. А в центре комнаты, среди всего этого кавардака, раскинув руки, лежал на полу мастер-зеркальщик.
Старик был ещё жив и, увидев стоящего на пороге незнакомца, отчего-то улыбнулся блаженной, умиротворённой улыбкой. Торой опустился на колени рядом с распростёртым хозяином дома — в груди у зеркальщика, воткнутый по самую рукоять, торчал грубо сделанный нож. Кровь из раны сочилась медленно, словно нехотя, но было ясно — жить зеркальных дел мастеру осталось от силы несколько минут.
Низложенный маг склонился над несчастным — тот беззвучно открывал и закрывал рот, силясь что-то сказать. Наконец, собрав остатки сил, мирарец выдохнул:
— Зеркало… Они забрали зеркало Клотильды, я взял его, чтобы вставить в раму… Я сделал… красивую… резную… из морёного дуба…
Поняв, что старик бредит, Торой осторожно похлопал его по щеке:
— Кто? Кто забрал зеркало?
Во взгляде зеркальщика, подёрнутом пеленой боли, снова появилось некое подобие осмысленности:
— Меня зовут Баруз. Кто ты? Что ты делаешь в моей лавке?
Торой терпеливо, с расстановкой, повторил свой вопрос, давая краткое пояснение произошедшим событиям:
— Баруз, на тебя напали какие-то люди, они забрали зеркало Клотильды. Кто они были, эти люди?
Зеркальщик шумно сглотнул:
— Это были не люди…
— Эльфы что ли?
Торой ожидал чего угодно, но только не этого. Эльфы — народ педантичный как в отношении поступков, так и в отношении морали, поэтому подвигнуть их на столь зверское убийство могли лишь самые чрезвычайные обстоятельства. И потом — нож под рёбра? Фи… Эльфы для этого слишком эстеты. Они бы нашли более изящный и менее болезненный способ отобрать жизнь. Например, быстрый яд. Или, в худшем случае, красивую стрелу.
