Но он знал, что, пока не приедет комиссар, никто его отсюда не выпустит.
Между тем на тропинке под елями сначала едва-едва, а потом все отчетливей слышатся чьи-то широкие торопливые шаги, доносится шорох задетых ветвей, мерное позвякивание в такт шагу – оружия или чего-то в карманах. Слышно, как поблизости встает часовой, ударами ладони небрежно отряхивает полу одежды; резко щелкает ножик. Степка с опозданием догадывается: идут сюда. Может, за ним? Он ждет этого и готов уже обрадоваться, но вместо обычных в таком случае слов слышит другие.
– Ну, иди, подрубай! – раздается голос довольного собой и, видно, позавтракавшего уже человека.
Неожиданно близко и хрипловато после долгого молчания откликается часовой:
– Что там? Опять ячная?
– Кулеш с салом.
– Ну и то лучше. Эта ячная уже в горло не лезет.
– Полезет. А как твой бандит? – вдруг спрашивает пришедший.
– Тихий, как мыша. Спит все.
– Тихий, говоришь...
Голоса незнакомые, наверно, кто-то из новых. Степка чувствует, что идут к нему, и, усевшись, принимает независимый вид.
Скоро над краем ямы появляются две головы – одна в шапке, другая в немецкой пилотке, – а затем и сапоги, трофейные, подбитые шипами, – это у того, что пришел на смену. Тот, что отстоял свое, держится поодаль, и Степка видит его только до пояса.
– Привет! – с наигранной легкостью бросает новый часовой, с любопытством ощупывая его быстрыми глазами.
Степка медленно опускает голову – ему не до шуточек и нелепых теперь разговоров. Часовой, наверно, понимает это и сгоняет с лица улыбку:
– Ничего. Приедет комиссар, разберется. Ты из какой роты?
– А тебе что? – тихо говорит Степка, поднимая на него холодный, с укором взгляд.
– Да так.
– Что ты его допрашиваешь! – нетерпеливо перебивает другой. – Из какой бы ни был, теперь его дело труба.
– Ну почему труба? А если смягчающие обстоятельства? Пошлют на «железку», искупит вину и будет бегать! – бодро говорит часовой.
Степка прислушивается и хмуро еще вглядывается в этого человека с седоватой щетиной на щеках и морщинами у рта, который кажется ему почти пожилым, во всяком случае постарше многих. По разговору парень определяет: нездешний, наверно из окруженцев или бывшего районного начальства. Степка уже готов приободриться, но улавливает в его тоне нотки неискренности, наигрыша и опять опускает голову.
– Приедет комиссар, он ему покажет смягчающие, – недобро ворчит сменившийся.
– Ничего. Главное, не дрейфить! Если что – мол, под мухой был. А под мухой оно все возможно.
