– Ужинать будешь? – деловито спросила она. Я кивнула, она быстро накрыла на стол и кинулась за красной тетрадью. – Подожди, я молитву прочитаю.
– В кафе ты молитв не читала, – съязвила я.
– Ну и что? Забыла. А ты могла бы напомнить. Чего ты вредничаешь, лоб, что ли, трудно перекрестить?
– Не трудно, – пожала я плечами, стыдясь, что уличена во вредности; выслушала молитву и перекрестила лоб.
Только мы приступили к трапезе, как зазвонил телефон. Я неохотно сняла трубку и услышала мужской голос с едва уловимым акцентом.
– Простите, могу я поговорить с Симоной?
– Слушаю вас, – ответила я в некотором замешательстве.
– Очень приятно, а я Борис Моисеевич. У меня к вам дело. Не могли бы мы встретиться, скажем, завтра в 18 часов.
– А, собственно… – начала я.
– Я бы не хотел объясняться по телефону. Скажу лишь следующее: я прилетел из Израиля, в Москве пробуду неделю, а завтра специально приеду в ваш город для встречи с вами.
– Спасибо большое, только я ничего не понимаю.
– Конечно. Поэтому я и хочу встретиться. Итак, завтра я вам перезвоню. Всего доброго.
– Черт-те что, – сказала я, вешая трубку.
– Никуда не ходи, это его козни.
– Кого?
– Серегины, конечно.
– Не болтай глупостей.
– Вот увидишь, пойдешь к этому дядьке, а назад не вернешься.
– Большое тебе спасибо, – фыркнула я.
– Тогда я с тобой пойду.
– Мы договаривались, что ты остаешься здесь только до завтра, – напомнила я.
Марья надулась, и ужин прошел в молчании.
Утром заехала Элька, на вопрос: «Как дела?» – я ответила: «Нормально», прикидывая, стоит ли ей рассказать все или нет. Марья еще спала, а Элька проходить дальше порога не стала, потому что спешила, и я так ничего ей не рассказала. Села за работу, но время от времени вспоминала о предстоящей встрече.
Ровно в 18.00 раздался телефонный звонок, и тот же голос осведомился, я ли это?
– Это Борис Моисеевич, я только что приехал…
– Да-да. Где мы встретимся?
– Я впервые в вашем городе, так что выбирать вам.
– Тогда, может, вы приедете ко мне? Я живу…
– Я знаю адрес, – перебил он и через полчаса появился в квартире.
Все это время Марья таращилась в окно и нервировала меня всякими выдумками: то ей прохожие казались подозрительными, то наш дворник, то «Волга», что замерла под окнами. Наконец в дверь позвонили. Я с облегчением вздохнула и пошла открывать. На пороге стоял дядька совершенно необъятных размеров, в светлом костюме без галстука, с бородой, усами и лысиной во всю голову, которую он в настоящее время вытирал платком, тяжело дыша, под мышкой он держал большой сверток.
