— Бальтазар, окажите любезность…
То ли опыта у испанца было побольше, то ли перемена освещения сыграла с ним шутку, напомнив о задымленных тавернах и кабаках, где с сосудами живительной влаги особенно не церемонились, но бутылку Бальтазар открыл моментально, отбив сургуч об декоративный лепесток шандала и вытащив пробку зубами, после чего разлил коньяк по бокалам, подхватил один из них под округлое брюшко и сказал меланхолично:
— Подонки…
Огюстен свой бокал взял двумя пальчиками за тонкую ножку, слегка взболтал, полюбовался отблесками пламени сквозь маслянистые разводы на хрустале, пригубил коньяк и точно так же, двумя пальчиками, отправил в рот кусочек ветчины. Старательно прожевал, облизнул губы и согласился:
— Мерзавцы! Негодяи! О чем они вообще думают?!
Феликс, растрогавшись от столь идиллической картины, подошел к окну и посмотрел на улицу. Фонари, как и следовало ожидать, не горели, а окна дома напротив разглядеть было невозможно из-за серой мглы, взбитой порывами ветра в мутную круговерть. «И охота же им в такую погоду ходить на демонстрации», — подумал Феликс и задернул шторы. Боммм! — сказали часы в передней, начиная отбивать семь.
— Подумать страшно, сколько людей может задохнуться, когда эти сволочи включат газ! — возмущался Огюстен. — А сколько вспыхнет пожаров! Кошмар!
— Вы мне лучше скажите, чего им неймется? — лениво спросил Бальтазар.
— Чего им неймется?! — воскликнул Огюстен, и Феликс понял, что перемирие окончено. — Вы спрашиваете, чего им неймется? А вы хотя бы представляете себе, сеньор мелкопоместный дворянин, каковы условия жизни заводских рабочих?! Что это такое — вкалывать по шестнадцать часов в день, зарабатывать десять цехинов в месяц и даже не иметь возможности их потратить, так как по сути эти рабочие есть самые обыкновенные рабы, они даже живут на территории фабрик, по двести человек в одном бараке, и не отапливаемом, прошу заметить, бараке!!!
— Ну и что? — пожал плечами Бальтазар. — В феодах им было бы хуже…
— Конечно же! «В феодах им было бы хуже»! И это, по-вашему, повод, чтобы обращаться с людьми, как со скотом?! — взвыл Огюстен.
— Огюстен, — мягко сказал Феликс. — Если ты не заметил, то моя внучка только что легла спать. Она неважно себя чувствует, и если ты своим криком ее разбудишь…
— Понял, — просипел Огюстен. — И так уже голос сорвал… — Он отправил в рот кружок лимона и покачал перекошенной физиономией. — Уф! Кислятина…
Бальтазар снова наполнил бокалы и степенно сказал:
