Выше и ниже, как удалось подсмотреть, продолжалось обычное, русское письмо. Федька распрямилась и сказала по возможности бесстрастно:
– Слова-то русские. Только буквы польские.
С такой подсказкой дьяк и сам бы кое-что разобрал, даже не зная польского письма вовсе, но отказываться от Федькиных услуг считал теперь, наверное, ниже своего достоинства.
– Читай, – кивнул он со строгой миной.
А Федька, перегнувшись через плечо дьяка, ощущая в щеку его неровное дыхание, стала шевелить губами, потирать лоб, всячески то есть затрудняться, показывая, что и ученый польскому человек не шибко-то умнее начальства будет.
– Извещали на тебя ряжеские беглые казаки двадцать человек. А в расспросных речах их написано… – она намеренно запиналась, – что они бежали от твоей изгони. И то милостью божией сделалось, помощью и бережением Никифора Ивановича: велено из них четырех человек повесить, а остальных, бив кнутом, сослать в Кузнецкий городок в пашенные крестьяне, – закончила она чуть быстрее, чем следовало, – трудно было сдержать естественную живость.
Дьяк однако никаких чувств не выказал и молчал.
– Отвернись, – сказал он затем.
Федька отвернулась.
– Здесь смотри.
Между ладонью его и белым листом бумаги, прикрывавшем верхние строчки, появилось другое место:
«Boga radu, kniaz Wasilii Osipowicz, ziwi berezno, beze wsiakowo durna y oglaski, sztoby czelobitczykow na tebie nikakich liudi ni w czom nie bylo. A zdie sie na Moskwie goworiat pro woiewod: na kowo budut czelobitczyki, y sysczetsie kotoraia ich nieprawda, y im w Sibire ukazano budiet sluzit; dlia boga oto wsiego oberegaysie».
– Бога ради, – бойко начала Федька, совсем было решив не придуриваться, и запнулась: дальше стояло: князь Василий Осипович! Доверительное письмо это, выходит, направлено было воеводе, князю Василию Осиповичу, а Патрикеев его у товарища из подголовка воровским обычаем вынул… Высмотрел, что на площади пусто, что воевода не вдруг нагрянет, и вынул… И еще множество следствий проистекало из нечаянного открытия, но осмысливать их не имелось времени. Нужно было быстро решать вот что: признавать открытие или нет? Прикинуться дурачком, чтобы Патрикеев понял, что она достаточно умна. Даже если Патрикеев и поймет, что она поняла, кому письмо, и поймет, что она поняла, что он понял, он должен будет понять еще и то, что, сообразив все обстоятельства в целом, она поняла, что лучше не понимать. Выкажет она скромность, оказавшись между двумя начальниками.
