Как это ни удивительно – учение Лютера пришлось по вкусу именно влиятельным князьям и курфюрстам. В особенности нравилась им та часть учения, которая доказывала, что монастыри не нужны, что можно спасаться и без монастырей. В припадке религиозного фанатизма курфюрсты позакрывали все монастыри, а имущество монастырское и земли секуляризировали.
– Послушайте, – возражали монахи, – зачем же вы отнимаете у нас наше добро?
– Мы не отнимаем, – оправдывались курфюрсты, – а секуляризуем.
– А, тогда другое дело, – говорили успокоенные монахи и, убегая в горы, предавали курфюрстов и самого Лютера навеки нерушимому проклятию… (Комминг. Начало реформации. Стр. 301).
Таким образом, совершенно незаметно Лютер сделался официальным революционером при дворах курфюрстов и князей…
В этот период его жизни «ввалившиеся горящие глаза» перестали вваливаться и гореть, щеки округлились, и хотя он по-прежнему говорил «смело, открыто и горячо», но вот уже каковы были его смелые горячие речи (после восстания крестьян, притесняемых дворянами):
– Этих мятежников нужно убивать как бешеных собак.
Курфюрсты не могли нарадоваться на своего протеже… Несмотря на все это, популярность лютеранства так возросла, что появились даже подделки. Происходило то же, что теперь происходит с аэропланами.
Аэроплан придуман и усовершенствован был одним человеком… Но другие хватались за это изобретение, приделывали сбоку какой-нибудь пустяковый винтик или клапан – и выдавали весь аппарат за продукт своего творчества.
Так появились анабаптисты… Это были те же лютеране, но имели свои собственный клапан: многоженство и вторичное крещение детей.
Мало этого – какой-то священник Меннон заинтересовался анабаптизмом, ввел в него какой-то пустяк и основал секту меннонитов.
У Меннона уже никто не хотел заимствовать его изобретения: аппарат принадлежал к категории тех, которые не летают.
Иезуитский орден есть такой орден, который все человечество, помимо всякого желания, уже несколько веков носит на своей шее.
К сожалению, люди до сих пор не научились вешать этот орден как следует.
В наше время при спорах с противником приходится тратить много времени, ума и красноречия, чтобы убедить его или, по крайней мере, разбить его доводы. В прежние времена народ был проще, прямолинейнее, и когда, например, А. вступал с Б. в спор, то если А. был сильнее и могущественнее – он сжигал Б. на костре, а если более сильным оказывался Б. – А. немедленно попадал на костер и корчился там, и вопил, и жаловался на свою суровую судьбу, пока вкусный запах жареного мяса, донесшись до Б., не показывал ему, что А. убежден совершенно в правоте своего противника.
