За окном сверкнуло, мгновенным светом озарив комнату: стол, два стула, кровать, шкаф с книгами, портрет молодого человека на стене. С тихим шорохом взлетела занавески, громыхнуло, затем сухо и оглушительно треснуло и раскатилось, рассыпалось над городом и чем дальше раскатывалось и рассыпалось, тем становилось умиротворенней и мягче, пока совсем не растворилось в краткой тишине. Не было слышно дождя, его ликующей, радостной дроби о крышу, его веселого стука в подоконник. Сухая гроза полыхала над Ташкентом, не принося даже недолгого облегчения.
Полторацкий поднялся с кровати, босыми ногами прошел по прохладному крашеному полу, встал у окна. Летевший над городом ветер еще раз скользнул в комнату, ненужным теплом овеял и без того горячее лицо. Он отвернулся, выругал зной, не милующий даже ночью и чудные сны ему насылающий, и под очередной раскат грома отправился к постели — досыпать.
Уснуть, однако, не удалось. То ли гроза мешала, стихать, казалось, не собиравшаяся, то ли духота, то ли мысли набегали, одна другой тревожней… Он лежал, закинув руки за голову, глядел в темноту, поначалу довольно часто, но постепенно все реже и все слабей озаряемую сполохами голубоватого света, и его сознание в одно и то же время занимали: полковник Иван Матвеевич Зайцев, командир тех самых оренбургских казаков, которые шестью эшелонами в полном боевом снаряжении двигались к Оренбургу и были остановлены и разоружены после боя под Самаркандом, у станции Ростовцево… Иван Матвеевич Зайцев, средних лет, полковник, служака, у атамана Дутова на хорошем счету, тогда, в феврале, из Самарканда скрылся, пойман был в Асхабаде, судим, посажен в ташкентскую тюрьму… Бежал оттуда шесть дней назад! Но дело даже не в том, что бежал, хотя сейчас время такое, что чем меньше на свободе врагов, тем спокойней Советской власти в Туркестане… А он — враг, несомненный враг, злая контра, как бы ни распинался на суде, что сын простого казака и врагом народа никогда не был. Когда так — зачем с Дутовым сносился? Зачем письма от него получал? «Милостивый государь, Иван Матвеевич! России в действительности уже нет… вверенному мне войску грозит смертельная опасность… Надо добиться того, чтобы казаки прибыли в войско с оружием…». Всего не упомнишь, что внушал атаман Зайцеву и что тщился исполнить Иван Матвеевич… «России нет»! Хватило у него совести печалиться о России после того, как из-за него в Туркестане тысячи людей голодная смерть передушила! Ио дело даже не в том, что бежал Зайцев, на то, в конце концов, и тюрьма, чтобы из нее бегать. Тут глубже спрятано: ему этот побег приготовили, ему, можно сказать, дорожку из камеры постелили и на воле ждали — вот в чем суть! А кто ждал? Белая гвардия Ивана Матвеевича ждала, она его из тюрьмы достала, она его жену из города убрала и о нем сейчас где-нибудь печется… Какие сомнения! Полыхнет не сегодня завтра в Ташкенте и по всему Туркестану наподобие этой грозы, если не найдет концов и не ухватится за них крепкой рукой Хоменко и вся его следственная комиссия…
