– Во-первых, недостает браслета за шестьсот баксов. Он шириной, наверное, в сантиметр, не очень толстый, но сделан прекрасно. Там и камешки были, правда, полудрагоценные, но все же.
– Какие?
– Янтарь и что-то еще, кажется, малахит. Из малахита сделана ящерка, а глаза у нее янтарные, все это на золотом фоне.
– Понятно. Что еще?
– Лена не могла найти сережки. Баксов за сто пятьдесят. Ничего особенного, безделушка, но мне уж очень понравились гроздья винограда и листочки, сделанные из золота.
Гурову показалось, что Вербицкий переживает не меньше, чем его жена.
– Ну, не расстраивайтесь.
– Вы узнали что-нибудь о дочери?
– Именно сейчас я работаю в данном направлении, – сухо ответил Гуров, мечтая поскорее избавиться от замминистра. – Вы правильно сделали, что позвонили. Если произойдут изменения, я вам позвоню.
«Может, не надо с ним так резко?» Гуров смотрел на телефон в некотором раздумье. Впрочем, должен же кто-то заниматься воспитанием нерадивых родителей.
– Кто это, Лева?
Он повернулся к своей новой подруге и онемел. Крохотные гроздья винограда красовались на мочках Надиных аккуратных ушек.
– Да так, по работе. – Гуров попытался плавно перевести взгляд на деревья. Как же она могла, такая красивая и нежная, вляпаться по самые украшенные ворованным золотом уши?
Гуров холодно посмотрел на Надю, отвернулся, через минуту заставил себя посмотреть на нее с долей теплоты.
«Может, она и не виновата? Может, она и не знает о том, что серьги ворованные?»
– Что-то случилось?
«О, почувствовала. Женщина. Ощущает каждое твое движение, каждый взгляд».
– Ничего, с чего ты взяла? – он поспешил обнять ее за плечи. Гурову и самому хотелось верить, что эта симпатичная дама не является перекупщицей краденого.
Они расстались около двенадцати ночи рядом с ее домом. Он категорически отверг предложение подняться.
Они попрощались. Надя пошла к себе, а Гуров, поймав попутку, поехал домой.
* * *
Был седьмой час утра. Светало. Гуров стоял на опушке леса и тер рукой заспанные глаза.
– Станислав, – обратился он к стоящему рядом Крячко, – спички есть?
Она все еще висит на суку – молоденькая темноволосая девочка в изодранном платье. Под ней на траве лужа крови.
– Снимайте, – скомандовал Гуров, – я уже насмотрелся.
Невдалеке мужик в фуфайке что-то горячо объяснял следователю из района. Это он ее нашел. С ним надо поговорить, но в теле такая лень. Приелись ему трупы. Страшное это дело, когда они приедаются. Ну и слово: «приедаются», что, каннибал, что ли?
