Повесил на крючок портфель, вытер платком лицо и только потом огляделся. Хотя что можно увидеть в телефонной будке? Чуткий нос дегустатора, способный в капле вина уловить запах лимонной корочки, терпкой лозы или жженого сахара, сейчас же определил присутствие постороннего запаха. Но почему постороннего? Он ведь не знал, как должно пахнуть в телефонной будке? Он вообще крайне редко ими пользовался. У него и на работе, и дома были телефоны, а у такого рассудительного и организованного человека редко возникала необходимость звонить кому-то с улицы.
До чего же навязчивый запах. Игорь Александрович еще раз осторожно втянул воздух. Да, духи. Наверное, какая-то дама забежала сюда позвонить на минутку, а теперь тут целый год будет жить этот запах. Неужели им не противно целыми литрами выливать на себя эту гадость?
Он тяжело вздохнул и достал записную книжку. Позвонить кому-нибудь, чтобы не терять времени зря. Положил книжку на полочку, при этом смахнул неизвестно как сюда попавший кленовый лист.
— А поосторожней нельзя? — вежливо осведомился незнакомый голос.
Игорь Александрович огляделся. Никого не было. На всякий случай он пихнул лист ногой.
— Ну и воспитание, — проворчал тот же голос.
Игорь Александрович надел очки, снова снял, протер, опять надел. Все-таки не стоит так много работать в его возрасте…
— Послушайте, — раздался тот же голос. — Вы бы не могли положить меня на место? Не очень удобно валяться на мокром полу и ждать, пока вы на меня наступите.
Значит, это все-таки лист. Игорь Александрович не мог наклониться в столь тесном пространстве, мужчина он был солидный, если не сказать грузный. И он медленно, осторожно присел. Поднял лист. Обычный, кленовый, осенний. Таких полно на городских тротуарах осенью, их рисуют на плакатах и открытках к первому сентября, во всех стихах и песнях эти листья шуршат, шелестят, под ноги ложатся, летят и что угодно еще, но только не говорят человеческим голосом. И на ощупь он был обычный. Прохладный, гладкий. Впрочем, нет, не совсем. Он был плотнее, чем обычный лист, а с изнанки слегка пористый, как сыроежка.
Четвергов осторожно положил лист на полочку, стал заталкивать записную книжку в портфель, при этом он тихо бормотал:
— Все, никаких, завтра же к врачу. Вот и в «Литературке» писали, что это глупость — предубеждение против психиатров. Такой же врач, как терапевт. Завтра же пойду. Листья говорящие…
— Зря волнуетесь, — тот же голос, но теперь не снизу, а с полочки. — Вы вполне здоровы.
