Поэтому он все видел. И когда все они умерли, а жандармы кольями раскололи обуглившиеся тела на части, чтобы они догорели скорее, он вернулся с отцом и дядюшкой в замок, где их ждал скромный ужин. Он почти не мог есть, а потом его и вовсе стошнило.
Голова кружилась, и он чувствовал страшную слабость во всем теле. Свернувшись клубочком, он устроился на своем любимом месте – в кресле у окна в комнате наверху, откуда открывался вид на двор замка и на поля за его стеной. Солнце нагрело маленькую комнату, разделявшую покои госпожи и господина. И когда Люк задремал в этом кресле, он услышал спор между отцом и дядей Эдуаром:
– Но вы ничего не сказали мальчику.
– Он мой сын, Эдуар, а не ваш. И не ваших драгоценных тамплиеров.
Дядин голос стал тише, но все равно был слышен:
– Ради Бога, Поль! Что, если слуги услышат? Кроме того, названия не имеют значения. Я не в большей степени тамплиер, чем катар, мавр или христианин – может быть, един в четырех ипостасях, а может быть, я совсем не то и не другое. Правда – это правда независимо от ярлыка, который ты на нее навешиваешь. А правда заключается в том, что ваш сын…
– Мой сын, помните об этом… Вздох.
– Да, ваш сын, Поль. Ваш сын и сын Беатрис. И он не может избегнуть своей…
Папин голос, громкий от гнева:
– Вы хотите, чтобы он сошел с ума, как сошла с ума его несчастная мать? Или чтобы его зажарили, будто поросенка, как зажарили сегодня этих злосчастных идиотов?
Эдуар, спокойно:
– Без вашей помощи, брат, и без моей помощи он вполне может сойти с ума. И не имея рядом наставника, он может неосторожно продемонстрировать свой дар в присутствии опасных для него людей.
И – громче, потому что Поль что-то сказал, прерывая его:
– Да, да! Он одарен ничуть не меньше, чем его бедная мать, как бы трудно не было вам с этим согласиться.
Поль:
– Как вы можете утверждать это? Он не выразил это ни малейшим намеком…
– Вы не видели этого, потому что не желали видеть.
Последовала долгая пауза. Потом Эдуар сказал:
– Поль, отдайте мне мальчика. Позвольте мне обучить его. Здесь небезопасно, особенно в присутствии Беатрис, когда она в таком состоянии. Она служит ушами и глазами нашего врага, и чем дольше мальчик будет здесь оставаться, тем выше опасность того, что враг найдет способ через нее…
У отца неожиданно вырвалось глухое рыдание:
– Но как я могу позволить ему уехать, когда вижу, что сталось с его матерью? Скажите мне, чем заслужила она такое мучение? Я спрашиваю себя: может, это наказание, посланное ей Богом? Просто сумасшествие? Или…
