«Милостивый государь мой, Муму Герасимович!
На днях получила весточку от Вас, и долго не могла ответить по причине легкого недомогания. Не извольте тревожиться, недомогание было действительно шуточным, не заслуживающим и того, чтобы писать Вам о нем в этом послании, кабы не арест нашей соседки — за легкомысленность.
Ох, недоброе время! Чует мое собачье сердце, скоро начнутся политические репрессии за плохое отношение к животным. А что, очень симпатичный способ посадить человека за решетку или отсудить кругленькую сумму. Но вы-то не думайте о плохом! Теперь, говорят, Закон есть о нашей с Вами защите. Тот Закон, говорят, обязывает оснащать наши будки по последнему слову техники, чтобы даже температурно-влажностный режим был соблюден какой надо. Правда, не пишут, а какой — надо? Но вот цепи там всякие, а то и поводки, придется в стране отменить: ограничение свободы передвижения. Правда, при этом надо надевать намордники. Вот ведь! В стране такая трудная ситуация, да, видать, судьба зверюшек — важнее. Сим и заканчиваю писать, пора подавать голос: кто-то к дому подъезжает.
Преданная Вам, Borboncine Штучка».
«Душечка моя, Штучка!
Был чрезвычайно тронут Вашим повествованием о страданиях жизни в неволе, до глубины души взволнован несправедливостями, достающимися моему ангелочку. Как же Вы пишете, чтобы я не тревожился? Да разве можно не тревожиться? Оно так-таки прямо непременно необходимо тревожиться Вашею болезнею, Педигри всей жизни моей! Выслушайте старика Муму, примите робкую его заботу о Вашем будущем… Узнав о постигшем Вас несчастии, обратился я к талмудам и свиткам, дабы найти в них хоть кроху справедливости по отношению к нам, кобелям и сукам. Дай, думаю, узнаю, есть ли правда на свете. И ведь есть, злодейка-матушка! Наши братья из Государственной Думы уже выносили, уже, того гляди, разродятся, а точнее, душа моя, ощенятся законом о нашей защите. Вот радости-то будет у нашего брата!
К примеру, заведется у Вас в Вашем расчудесном домике мышка, а мы соседку-то Вашу — цап — и к ответственности! Поделом ей — за непригляд и издевательство над психикой кошки Мурмявы.
Потерпите еще самую малость, голубушка, будет и у нас Юрьев день!
С пламенным парламентским приветом, Ваш верноподданный Муму Герасимович, целую Ваш мокрый носик, лапочка моя ненаглядная».
«Милостивый государь мой, голубчик Муму Герасимович!
А на прошлой недельке было у нас столпотворение инспекторов из Управления по борьбе с отделом дезобработки. Изволили Вы мне сообщить, как отзовется на моей добрейшей нашей соседке моя бессонница, так я возьми и щелкни зубками ту мышку, дабы не повадно было устраивать провокации. А тут, как на грех, пришел инспектор и увидел мышку в стрессовом состоянии. Что тут началось! Обвинили во всем нашу соседку и забрали в участок до выяснения. Мышка ожила, правда, кошка Мурмява ее тут же и скушала живьем, невзирая на травматическое мышкино «пи-пи», только тогда соседку и освободили — за отсутствием доказательства, самой, стало быть, мышки. Инспектор еще кричал, что мышки тоже домашние животные, хотя и дикие. Дескать, жить они должны в состоянии естественной свободы или, по крайней мере, в неволе, но никак не в состоянии шока, а ловить их и убивать варварскими методами, и тем самым посягать на общественную нравственность — безнравственно! Вот, мол, если бы вы блоху убили или замучили, тогда — пожалуйста. Общественная нравственность останется на том же высоком уровне. А мышку — не трожьте! За мышку — ответите!
