Чижов ушел, растаял в морозной дымке. Захарчук не успел даже спросить, как он теперь живет и чем занимается. Хотя, по правде сказать, не очень ему было и интересно. Он хватанул залпом стакан портвейна, запил пивом. Пухлая пачка денег подтверждала, что все происшедшее не было сном. Захарчук вороватым движением смахнул ее со стола, сунул в карман. По-настоящему ему надо благодарить этого Титаева за то, что тот появился. Теперь Захарчук богач. Таких денег он не держал в руках уже целую вечность, с тех пор, как продал квартиру. Теперь можно отожраться маленько, поправить могилку родителей на кладбище, из одежонки кое-что купить. Но сначала он хорошенько выпьет, чтобы привести в порядок нервы. Надо же, он, оказывается, зачинщик! Это он придумал отправить того ублюдка в плавание!.. А эти сволочи все в стороне как будто... Еще товарищи называются! Армейская дружба, мать их!..
В тот день и еще дня три Захарчук был почти счастлив. А потом вдруг обнаружил, что деньги кончились, и нужно снова что-то думать. Снова пришлось идти на поклон к Тамарке. В этот вечер его знобило и трясло, ему негде было ночевать, и он собирался проситься остаться на ночь у Тамарки. Но он даже не успел выклянчить у нее стакан вина, потому что вломился этот скот Придонов и заявил, что Захарчука разыскивает один человек.
У Захарчука и так в голове все смешалось, а тут этот гад, который настойчиво предлагал ему встретиться с каким-то человеком. По правде говоря, Захарчуку стало страшно. Все так тяжело наложилось на трехдневное похмелье, что нервы не выдержали. Они с Придоновым сцепились (тот тоже был на взводе). Придонов стал звать на помощь. Захарчук понял, что его караулят за дверью. Он сам не помнил, как пырнул Придонова столовым ножом. Увидев кровь, напугался не столько того, что наделал, сколько крика Тамарки и тяжких ударов во входную дверь. Выскочил в окно, едва не свернув себе шею. Но шею свернул не себе, а какому-то ухарю, который поджидал его на улице. Все сложилось так удачно, будто сама судьба сдала ему прикуп.
Он удачно избавился от преследователя, долго уходил и петлял проходными дворами и вот наконец выдохся окончательно где-то на краю города. Надо было решать, что делать дальше.
– Спокойно, Захарчук! – сказал он сам себе, поднимаясь и сползая с обледенелого сугроба. – Какие наши годы? Мы еще всех натянем!
Голос его, однако, звучал совсем не так уверенно, как хотелось бы. Щемило в груди, дыхание никак не хотело налаживаться, и круги в глазах все еще плавали, хотя и не так сильно, как десять минут назад. Захарчук похлопал себя по карманам в поисках курева, но вспомнил, что выкурил последнюю сигарету перед тем, как зайти к Тамарке.
