— Хороша кашка, да мала чашка! Ну, бывай залётный. Спасибо, что не побрезговал, зашёл. Скукота у нас, мыши подохли все. — Она махнула стаканом, крякнула и нехотя поднесла горбушку к носу.
Фёдор выпил и приналёг на грибы. Кланя пригубила и отставила водку к окну. Помолчали… Ты ешь, ешь, нынче год грибной был, две кадушки насолила в зиму.
— И ем, не стеснительный.
— О, то и вижу, что с нашева батальону! Думаш пригласила бы другова? Не… Мотрю свой человек пропадат. Жалко… Откель приблудился?
— На работу приехал.
— Брешешь поди… Грачи и бичи вместе в тёплые края норовят попасть.
— А я может и не бич вовсе?
— Меня не омманешь… Вона все дороги по тебе видать, потёрли они тебя, покатали. Оседлых сразу приметно, покорные, смирились, а ты свободу любишь! Давят тя стены, цепи боишься, как старый и ушлый кобель, добрый ты и невезучий в жизни, вот и весь мой сказ.
Фёдор мотнул головой и улыбнулся.
— Как цыганка чешешь, старая, ну, такой уж есть…
— Мама, что ты к нему привязалась?
— Кланька, молкни. Дай с человеком побрехать. Ты уж мне надоела чище горькой редьки.
Печка разгорелась, потёк дух по кухне, комнате, коснулся щёк.
— Коль упрел, сымай пинджак. Кланька, повесь! Наша горница с Богом не спорница, во дворе тепло и в хате жарко. Дрова замучили, пять машин за зиму в трубу вылетают, да все поколоть надо, да сложить… Тяжко без мужика в доме.
Старуха закурила из мятой пачки крепкий „Беломор“, туманно глядя куда-то в синий сумрак через стекло. Большие дряблые руки перекручены работой, оплетены тёмными венами. Они чуть вздрагивали, беспокойно шевелились пальцы.
— Однако, брагу соседка ставила. Сбегай, Кланька!
— Иди сама, вытурит еще. Хватит.
Старуха тяжело поднялась, нашарила сапоги. Перелив из эмалированного ведра в крашеную бочку воду, вышла.
Кланя же подпёрла кулачком щёку и засмотрелась тоже за окно, улетела к низким первым звёздам, ярко высыпавшим на чистом небе. Фёдор украдкой близко разглядывал её и вдруг, невпопад вырвалось:
— Ты что такая, Кланя, дикая?
— Я-то? Я смирная. Это вы, мужики, дикие все…
— И много ты Тарзанов повидала?
— Много. Тебя третьего вижу.
— И детей не нажила?
— Не нажила… — печально вздохнула она и покраснела, — всё алкаши попадались, на кой им дети?
— Ну, это дело поправимое…
— Ишь! Губы раскатал… Между прочим, второй-то муж… да и какой он был муж! Слова доброго не слыхивала… Так он вот в эти самые двери, — она кивнула головой на выход, — в эти двери вперёд ногами уплыл…
