Она шла за ним, прижимая к груди икону и накрест к ней булатную шашку. Она шла за ним с верою.
* * *
Через пару недель они были уже за сотни вёрст от Алдана, в дебрях Джугджурского хребта. Где-то там, за поднебесными зубристыми вершинами, плескалось недалёкое Охотское море.
Эвенки так спрятали беглецов в диком урочище, — в потайной избе, что Дубровин, наконец, совсем успокоился и уверенно проговорил:
— Тут нас никакие мировые волки не сыщут, обломают зубы-то и поморозят хвосты. Тунгусы умеют хранить тайну. Я в этой избе бедовал не раз. Тут в скале — пещера. Нашёл у Охотского моря потайную факторию дореволюционных контрабандистов, есть у меня там даже винчестеры американские, новенькие. Отсидимся.
Утром он повел Веру к пещере, прихватив рюкзак с иконами. Отвалил большую плиту камня у скалы, и они заползли в темь. Дубровин зажёг толстую свечку, осмотрелся и повел её в дальний угол большой пещеры. Было сухо и тепло.
У стен грудились ящики, медные котлы. Высилась большая лежанка, крытая истлевшими оленьими шкурами, рядом — стол и табурет, грубо вытесанные из лиственницы. Дубровин зажёг ещё пару свечей, осторожно извлекал иконы из рюкзака и развешивал на вбитые в скалу штыри, ставил на полку.
В свечах загорелись золотые оклады, засветились каменья, стало светлее, благостней в мрачном подземелье. Икону Спаса он опять нарядил в оклад и поставил в центре.
— Слава Богу… всё цело и в сохранности. — Он встал, взял в руку свечу и провёл Веру к большому ларю, откинул пыльную крышку. В ларе было шлиховое золото из ручьёв.
— А это откуда?
— Это я завещаю тоже тебе. Лично! Расходуй по своему разумению. Сам добыл… Знаю ручей один, там его, хоть лопатой греби.
* * *
Вашингтон. 1991 год. На тайном заседании ЦРУ по проблемам возрождения казачества в России принято постановление о выделении средств и немедленном вмешательстве в этот процесс, с целью его дестабилизации, разложения казачьих сил на «красных» и «белых», внедрения своей агентуры и подкуп лидеров казачества — «единственно реальной силы, способной помешать развалу России».
Беспокойство вызывали сообщения источников из малого «Белого дома» нового демократического правительства России, левого крыла КГБ и особо осведомлённой резидентуры о тайном финансировании патриотического движения русских, и особенно казаков, неким строго законспирированным Центром.
Резидентура приходила к жёсткому выводу, что задушенные патриотические издания, у которых перекрыты все источники получения бумаги, отобраны полиграфические мощности, продолжали существовать и регулярно получали вагоны с необходимыми материалами, бумагой, оплачивались неведомыми добродетелями долги, приобретались через подставных лиц типографии и новейшее полиграфическое оборудование за валюту.
