Дотащился наконец до поляны и аутсайдер Кукушкин. На самом финише, у последнего ряда деревьев, отпустил лямки рюкзака, по инерции шагнул еще раз, другой, третий, наступил на брошенное Лосевым ружье и пал наземь.
– Сатрап малолетний, – Кукушкин вздохнул с надрывом, – будь человеком... – выдохнул со стоном, – пристрели меня... – вздохнул и всхлипнул. – Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?.. Экхе-кхе-е... – и писатель закашлялся, мелко содрогаясь всеми членами, – кхэ-хэ-э... Тебе за милосердие очередное звание в кх-е-кхе... в Кэ-Гэ-Бэ дадут-тхе-хе-е...
Андрей повернул тяжелую голову, посмотрел на Кукушкина. Писатель лежал боком на ружье, раскинув ноги, вытянув руки.
– Курки взведены, осторожнее, – произнес, едва ворочая языком, Лосев, напряг мышцы шеи, повернул голову в другую сторону, посмотрел на Стрельникова.
Коленопреклоненный полковник работал быстро и сноровисто – копнет, зачерпнет ладонями горсть коричневой сыпучей земли, развернет плечи, выбросит пригоршню грунта, затем опять поворачивается к раскопу и снова черпает ладонями землю. Не человек, а живой мини-экскаватор.
Андрей закрыл глаза. Он знал, чувствовал – над мертвой тварью грунта совсем мало. Через минуту, самое долгое, пальцы Стрельникова прикоснулись к трупу.
– Экхе-е... кхэ... Загибаюсь я, отдаю концы, даю дуба... Как раз и могилка освободится... Кхе-е, хе, е... Елы-палы! Полковник-то наш – некрофил, оказывается... Кхе-е... Е-мое, этакую мерзость к грудям прижимает – тхе-е... тхе, е...
Андрей нехотя разлепил веки. Жутковатая картинка перед глазами: полковник вытаскивает из разрытой могилы существо ростом с ребенка, костлявое, безобразное. Непропорционально большая, безволосая голова трупа на плече у Стрельникова, ротовая щель существа забита землей, зеленоватая плесень вокруг дырок носовых отверстий, под выпуклыми надбровными дугами то ли сморщилась серая кожа, то ли присохла глина. Стрельников бережно поднимает легкий трупик, с серебристых складок комбинезона уродца, словно с погребального савана, посыпались струйками коричневые земляные катышки.
Андрей закрыл глаза. Шевельнулся, пытаясь отвернуться. Мышцы шеи отказались подчиняться. Ну и черт с ними. Вместо эмоций – апатия, вместо мускулов и сухожилий – мокрая вата, из ощущений – лишь тошнота. Она подступает к горлу, копится кислым во рту, копится... судорога, и Лосева вырвало.
– Кхэ-кхэ... командир! Твой младшенький блюет, слышишь? Уноси эту сдохшую дрянь подальше, слышь, командир?!. И не смей говорить, чтобы я заткнулся! Пусть парень в перспективе и отпетая кэгэбэшная гнида, но все же он человек... кхэ... кхэ... Больно смотреть на Андрюху, слышь?.. Ау! Командир! Башку-то поверни, снизойди до страданий младшего по званию... Э! Я просил повернуть калган, а ты куда смотришь? Чего в небо-то уставился? Чего ты в небе уви... Андрюха!!! Диск! Диск в небе!!! Диск летит!..
