Наталья разделась и в одной рубашке ходила по комнате.
Подошла к зеркалу — стара, стара, стара… Не вернешь молодость. Все уходит, и жизнь тоже — как вода между пальцев. Остаются усталость, обиды, мозоли. Ну, и деньги. Можно будет куда-нибудь поехать. Скажем, в Сочи. Наталья стала думать о поездке, как будет сидеть в вагоне или плыть морем на белом пароходе, но ничего путного не придумала. Решила только, что дом оставлять ей никак нельзя. Не будет у нее никакого Сочи. В самом деле, на кого дом оставишь? На дурака Мишку? Да и от дома останется огрызок, все возьмет себе черномазая стерва. А дом поднимала она, Наталья. И если разобраться, дом — это она.
Наталья словно ощутила все, весь дом, целиком, смолистый, крепкий, ощутила собой.
Балки — это ее хребет и ребра, доски — мускулы, опоры — ноги, крыша — кожа ее.
Не сможет она жить в половине дома, как не может жить разрезанный пополам человек. Перережешь — не сошьешь. Что бы там ни говорили законы, о чем бы ни торочили старые обычаи, а дом — ее. Она его холила и спасала от старости и смерти. Она жила им, она им дышала.
Она знает наизусть скрип каждой ступени, голос каждой двери, знает и помнит каждое стекло в окнах, каждую доску, каждый кирпич, каждый лист железа в крыше. По тому, как скрипит, что говорит дом, она угадывала перемены погоды, по тому, каким голосом поет вечерами печь, она предчувствовала все незримые беды, бегущие к ней босыми ногами по снегу.
Ввести еще одну хозяйку?… Разделить дом?… Это все равно, что убить дом, убить ее.
Убийцы! Вот кто они — преступники! Не теряющиеся деньги сейчас беспокоили Наталью. Деньги есть, денег хватит. Убивать ее хотят, вот что. Но не просто с ней сладить, очень не просто.
Пришел Михаил, разделся, хлопая рука об руку, посматривал на худые, жилистые ноги Натальи.
— Выпить бы, — сказал он и обосновал просьбу: — Замерз.
— Там, в буфете.
Михаил стучал рюмками, потом громко и долго жевал, чавкая и роняя крошки пирога. Пришел, сильно топая застывшими ногами, Юрий. Входя «а кухню, задел плечом косяк.
— Налил глаза, — буркнула Наталья.
Оправдываясь, он сказал, что заглянул к «корешу» и там — угостили. А он бы и еще не прочь.
На кухне началось позвякиванье, постукиванье, бульканье, жеванье и бестолковый крикливый разговор. «Пьют брагу», — догадалась Наталья. Но брага тяжела, упьются. И Наталья крикнула в кухню:
— Там, у порога, поллитровка холодится. — Подумав, добавила: — Смотрите не упейтесь.
