Моя спутница изредка смотрела то на меня, то на него, но ни о чем не расспрашивала. Только когда мы пошли танцевать, она прошептала:
— Это ужасно…
— Что такое, — тихо спросил я, — неужели я наступил тебе на ногу? — Нет, но…
— Поверь, все остальное не имеет значения, — я прошептал ей на ухо.
Черные локоны щекотали мне лицо, я не выдержал, наклонился еще ниже и прикоснулся губами к ямочке над ключицей. Она вздрогнула, отстранилась, и я видел — чуть закусила губу. Но ничего не сказала. Музыка еще играла, пары танцевали в полумраке светильников, а вокруг белели опустевшие столики, и официанты лениво убирали посуду.
Мы двигались под томный вой саксофона, и сквозь ткань одежды я чувствовал тепло ее тела, а пушистые локоны снова щекотали мне губы. Она отстранялась каждый раз, когда я целовал ее в шею, ямочку над ключицей, розовую мочку уха, но руки ее лежали у меня на плечах, и вдруг я почувствовал, что она дрожит… провела ладонью по моей щеке, я повернул голову, так, что мы теперь были глаза в глаза, и губы приоткрылись, влажные и горячие, а пары танцевали, занятые собой, музыка плыла, и ресницы ее дрожали сиреневыми тенями…
* * *
На улице было совсем темно, когда мы ушли. За это время прошел дождь и воздух очистился. Он казался влажным и солоноватым на вкус.
Мы шли по утонувшим в ваксе улицам от фонаря к фонарю. Рита сама взяла меня под руку.
— Зачем ты в это ввязался? — тихо спросила она.
— Можно, конечно, сказать, мол, нельзя безнаказанно убивать людей, — я пожал плечами. — Но мне просто надо купить восемь тонн мелованной бумаги… И получается, что для этого мне необходимо сначала найти убийц директора. И какой-то чемодан с деньгами. Глупость, верно?
— Не думаю, что глупость, — она еще теснее прижалась к моему плечу. — Неужели ты не понимаешь, как рискуешь? Эти люди способны на все.
— Я тоже на кое-что способен. Особенно, когда светят десять процентов от сделки. Я имею в виду бумагу.
— Поверь мне, — она остановилась, продолжая удерживать меня за локоть. — эти десять процентов достанутся тебе тяжело. Если вообще достанутся.
— У меня просто нет другого выхода, — я покачал головой. — Я и так сижу на мели.
— Неужели ты не можешь жить как все люди?
— Почему? Я как раз и живу как все. Ты ведь тоже не просто так связалась с директором.
— Я бы давно с радостью все бросила, — сказала Рита, глядя куда-то мимо меня.
— Почему?
— Ну, во-первых, вовсе не хочется загреметь в тюрьму.
— Так серьезно влипла?
