Так рассуждал про себя Курманов, слушая свою жену.
— Откуда они взялись, эти билеты? — сдержанно спросил он, продолжая думать о своем.
— Бабоньки достали. Они экскурсию еще затевают. Вот и приходили, интересовались, нельзя ли автобус заказать. Говорят, пусть муженьки с детишками понянчатся… А что, Гриша, пока не летают…
От последних слов жены Курманов оцепенел. Не понимая того, что делает, родная жена, любимая им Надя, глубже загоняла тот клин, который вонзил ему в душу Дорохов. Она не сознавала, что строже других судила его. «Пока не летают…» И Курманову стало еще более понятным беспокойство Дорохова, а стало быть, и еще больнее воспринимал он его упреки.
Всегда прямой, независимый, от одной мысли о полетах глаза вспыхивали у него, как костер на ветру, Курманов вдруг почувствовал себя каким-то виноватым перед людьми.
Надя ничего этого не замечала, она продолжала комментировать новости:
— А что, это же здорово, Гриша. Давно мы в театре не были. И на экскурсию я с удовольствием бы поехала.
Светлые порывы жены действовали на Курманова совсем в ином направлении, чем она хотела. Чем больше Надя выказывала их, тем тяжелее ему было слушать ее. Глядя на Надю, Курманов больше всего сейчас боялся погасить на ее лице солнечную улыбку. И в то же время он не мог ничего с собой поделать. Тяжелые тиски сжимали его сердце.
— Какой театр… Какие экскурсии… В рабочие-то дни… Ты думаешь, что говоришь? — протяжно, с мучительной укоризной проговорил Курманов.
Надя от неожиданности смутилась.
— Хорошо, отдам билеты Лекомцевым, — сказала она изменившимся голосом и этим еще больше разбередила его душу.
Курманов посмотрел на Надю умоляющими глазами: «Неужели перестала меня понимать?» И мягко, чтобы не обидеть ее, сказал:
— Ты не жена, а крапива стрекучая.
Надя обвела Курманова ласково-грустным взглядом и неожиданно громко рассмеялась. Курманов удивленно смотрел на нее:
— Ну что ты, что ты?
Надя продолжала смеяться. Лицо ее раскраснелось, в глазах стоял влажный блеск. Но вот она смолкла и, стараясь удержать на лице улыбку, сказала:
— Наконец-то поговорили на семейную тему. А то все полеты, полеты, будто я у тебя ведомая.
Курманов оторопело глядел на Надю. В другой бы раз прыснул от ее слов — вот чудачка! — но сейчас лишь неопределенно хмыкнул.
Потом он взял телефонную трубку, и Надя заметила, как побледнело его лицо.
— Ох, про цветы я совсем забыла, — спохватилась Надя и скрылась в комнате.
Курманов вызвал подполковника Ермолаева.
