На сей раз его никто не понял. Почти никто. Один лишь Лайк издал возглас одобрения и с удовольствием хлопнул в ладоши.
Сразу после ужина я хотел подойти к нему. Но не подошел. Кто-то все время стоял рядом, а вопрос, который я должен был задать, слишком волновал меня.
Я вспомнил сон, из первых, наверное, самый первый мой сон. Вернее, я никогда не забывал его. Он просто ждал своего часа и сегодня час настал.
Я видел дверь — грязную, железную с ржавчиной, с изображениями уродов и перекрещенными стрелами. Дверь была вся в паутине, она являлась частью огромного грязно-коричневого дома, но я не мог увидеть весь дом, передо мной была только эта дверь, и на пыльном полу перед ней лежали обрывки серой смятой бумаги. Вдруг — скрип, и дверь, казавшаяся недвижимой, еле-еле, на полступни приоткрывается, а за ней… Невозможной, неземной яркости не то синий, не то голубой свет! За пылью, ржавчиной и паутиной…
Я хотел спросить его, откуда он знает о моем сне?!
Потом все ушли вниз, кто в свои морские апартаменты, кто в жилой ярус трюма, все кроме вахтенных касаток. На палубе горел уже только один фонарь, я сидел вдали от него, в темноте, и пытался понять, и сейчас мне снова казалось, что я не уходил из Златограда; так же я сидел и думал в комнате под самой крышей, и в дозоре на пристани, и ночью в пустом зале, когда Гай, Марк и остальные Артуры Гилденхомы засыпали.
Дверь скрипнула — простая дверь, без паутины, без уродов, обыкновенная деревянная дверь, ведущая во внутренности корабля, — и я увидел сначала Лайка, а затем его, Путника. Они стали прямо под фонарем, мне были отлично видны их лица. Лицо Лайка светилось уверенностью и силой, совсем как под конец четвертого дня пути из Златограда в Апвэйн.
— Я никогда не видел Короля, — сказал Лайк.
— Странно… — проговорил Путник.
Они помолчали.
— Король одарен видениями, — сказал Путник.
Лайк не ответил. Путник сказал еще что-то, но я не расслышал.
Лайк произнес:
— Два скрытых сказания, забытый стишок — и все?
Наверное, он спросил. Но прозвучало не как вопрос, наоборот, вопреки словам уверенности в нем прибавилось.
— Воля Луны, — сказал Путник.
— Воля Луны, — согласился Лайк. — Будь здоров, Публий Джессертон!
И он отправился искать сны, оставив Путника Публия Джессертона наедине с Луной и невидимыми из светлого круга вахтенными касатками.
Тогда я вышел из темноты и задал свой вопрос.
История этой земли могла быть совсем иной, если бы Черный Властелин однажды вышел из своей столицы. Но темная цитадель все так же дремала в самом сердце горного кряжа, и ни один рыцарь не покинул ее пределов, и никто из людей цвета не ведал, что творится за неприступными стенами и каковы замыслы их повелителя. Только страшные большие птицы изредка поднимались над замком и удалялись, гонимые чужой волей еще дальше на север.
