Моя мама, там, наверху, за этой запертой дверью, под светом ярких прожекторов.
Дэн Баньян снова глядит в потолок и смеется.
Он говорит:
— Это не так романтично, как кажется.
Он говорит, что даже теперь, по прошествии стольких лет — засунь ему что-нибудь в задницу, и он с ходу определит, что это было. «Trojan» или «Sheik». Резина, латекс или шкурка ягненка. Не глядя, лишь по тактильному ощущению, он сможет назвать даже цвет презерватива.
— Я мог бы работать экспертом для подтверждения качества продукции, — говорит Дэн Баньян. — Мог бы давать представления «Экстрасенс, чующий жопой»…
Он говорит, что подъемник — это такой специальный человек в команде, снимающей порно, который отвечает за восстановление сил актеров-мужчин. Который отсасывает у них или дрочит, чтобы у них встало перед съемкой.
Не знаю.
— Но самый смех в том, — говорит Дэн Баньян, — что большинство тех парней, которые снимались со мной в этом фильме, были стопроцентными натуралами. Просто они тоже нуждались в деньгах.
Он говорит, что когда он об этом узнал, такое внимание ему не польстило ни разу.
На телеэкранах вверху моя мама кладет в рот огромные фальшивые бриллианты. Лижет их и сосет. Ее губы и бритая щелка в этом фильме — они совсем не похожи на те, которые спрятаны у меня дома. Они совсем не такие, как те, что я выписывал по Интернету.
Мистер Бакарди смотрит себе под ноги, качает головой и говорит:
— Кого я обманываю?
Он смотрит на свои ноги, только глаза у него закрыты. Смотрит с закрытыми глазами и говорит:
— Я растратил впустую бесценный дар жизни. Прикрывая закрытые глаза ладонью, он говорит:
— Да, бесценный дар жизни. А я так бездарно им распорядился. Просто-напросто вылил в помойную яму, вместе со струями спермача.
Дэн Баньян оборачивается к нему и говорит:
— Господи! Да перестаньте уже рыдать. Тоже мне, Элизабет Кюблер-Росс![5]
Когда он был в моем возрасте, говорит Дэн Баньян, он смотрел «Шлюха идет на войну: Первая мировая», и, может быть, даже видел мое зачатие, но сейчас речь не о том. Он смотрел фильм, смотрел, как Касси Райт принимает сначала французского солдата, потом — немецкого солдата, потом — американского пехотинца, и думал: «Черт, я тоже хочу стать таким же востребованным и известным…» Но на всех кинопробах он был просто еще одним молодым человеком среди тысяч таких же. На пробах для телерекламы. Для полнометражных художественных кинофильмов. Ему не перезвонили ни разу. Ему еще не исполнилось и двадцати одного года, а агенты по кастингу уже говорили, что он несколько староват. Что ему оставалось? Только одно: взять билет на автобус и вернуться домой в Оклахому.
