У преемника Сергея Николаевича, угрюмого высокого мужчины лет сорока, обладавшего крючковатым носом и обвисшими усами пшеничного цвета, узнать что-либо обстоятельное было трудно.
Нестеренко отвечал односложно, неопределенно хмыкал, и самая длинная фраза, которую Леденев выжал из него, состояла из трех слов: «Справедливый был человек...»
Более обстоятельный разговор состоялся у Юрия Алексеевича с секретарем парткома Дашковым.
Едва этот разговор начался, машинистка принесла секретарю отпечатанный текст.
— Вот, — сказал Дашков, протягивая Юрию Алексеевичу листок бумаги. — Завтра будет в бассейновой газете.
Леденев прочитал о том, что администрация, партийный и профсоюзный комитеты Управления тралового флота с прискорбием извещают о трагической смерти начальника отдела техники безопасности Миронова Сергея Николаевича и выражают соболезнование семье покойного.
— Елену Федоровну жалко, чудесный она человек. И дети вот...
— А Миронова не жалко? — спросил Юрий Алексеевич.
— Я не так, наверно, выразился. И его жалко, только ему уж ничем не помочь, а вот о семье надо думать.
— Не могли бы вы рассказать о покойном подробнее? Не анкетные данные, они у нас есть, а о том, что он был за человек вообще? Могли, скажем, быть у него сложности, ну... счеты с жизнью, какая-то безвыходность?..
— Ну это уж зря! Если бы вы знали Миронова, никак не подумали бы такое. Веселый, жизнерадостный человек, мы ему всегда поручали организацию отдыха работников управления. Правда, суров он был, когда нарушали правила охраны труда, порой приходилось его сдерживать, палку, бывало, перегибал по отношению к нарушителям, а в остальном: душа человек. Хороший семьянин, служба шла у него как часы, принципиальный, честный... Нет, не вижу никаких оснований для ваших предположений.
— Это не предположения. Просто мы считаем необходимым проверить все версии. Ведь Миронов погиб при крайне загадочных обстоятельствах. Вы давно с ним знакомы?
— Да уж лет пятнадцать.
— Может быть, вам приходилось говорить об отвлеченных вещах?.. Не замечали ли вы что-нибудь странное, несвойственное обычному душевному состоянию Миронова?
— Гм, надо подумать... Конечно, за эти годы всяко бывало. Мы не то чтобы друзья, но добрые знакомые, это точно... В разговоре он вот, бывало, вдруг замыкался, будто мысль прерывалась, и смотрел в одну точку. Потом будто через силу продолжал говорить. Но ведь он фронтовик, был контужен, так что... Да и случалось такое редко...
