– Тамара, – мягко проговорил Дэни, – пожалуйста, не сердись на меня. Позволь мне все объяснить.
Он протянул к ней руку и нежно обвел пальцем ее профиль от лба до губ. Обычно этот жест вызывал у нее улыбку и заставлял смотреть на него особенным, любящим взглядом.
– Тамара…
Она оцепенела, не в силах шевельнуться и посмотреть на него. Он покидал ее, чтобы надеть форму и отправиться на войну на какое-то далекое поле сражений, где рвутся снаряды, падают бомбы и свистят пули. Он будет есть холодный солдатский паек, и истекать кровью, и… и…
Она медленно повернулась к нему и пристально посмотрела в лицо. Скорбная тень упала ему на глаза, и, казалось, они утратили свой карий блеск.
– Тамара…
– Да. – Голос ее звучал безжизненно.
– Тамара, попытайся меня понять.
В ее глазах вспыхнул огонь, и она ударила его по ноге.
– Дэни! Англичане – наши враги! Они много раз доказывали это! С тех пор как вышел этот Белый Лист, сколько евреев лишено возможности приехать сюда. – Она яростно махнула рукой. – Даже евреи из Германии, для которых единственная возможность выжить – это эмигрировать! А поскольку им это запрещено, ты знаешь, чем для них это кончается. – Эмоции переполняли ее. – Ты же сам мне это говорил.
– Я знаю, – мягко произнес он, – но у меня нет выбора. Я не первый палестинский еврей, который идет в британскую армию, и не последний. Неужели ты не понимаешь? Надо забыть па время о наших разногласиях с англичанами. Миру грозит более страшное зло.
Тамара дико и некрасиво рассмеялась.
– Гитлер. С некоторых пор все и всегда сводится к Гитлеру.
– Да, Гитлер. – Дэни тяжело вздохнул, вид у него был усталый.
Она долго не решалась нарушить молчание, наконец спросила:
– Когда ты отправляешься?
– В следующий понедельник.
– Через четыре дня. – Она сжала его руку. – Так скоро.
– Да.
Она смотрела, как кроваво-красное солнце беззвучно скатывалось за темнеющие вдали горы. На какое-то страшное мгновение все вокруг окрасилось в кроваво-красный цвет: земля, небо, даже Дэни.
Внутри нее накапливался какой-то клаустрофобный страх. Она обняла мужа, как бы желая защитить, и прижалась к нему. В ее мозгу, как на ускоренной пленке, мелькали страшные картины войны, и каждый новый кадр был страшнее предыдущего. Только теперь Тамара осознала, что принимала свое вновь обретенное счастье как должное, тогда как это был редкий дар, за который ей каждый день следовало благодарить Бога.
Дэни с такой нежностью смотрел на нее, что она чувствовала: он читает ее мысли.
