Впервые в жизни Тамара ощущала свою принадлежность к еврейскому народу, и ей это нравилось.
Здесь было ее прошлое, и она надеялась, что ее будущее тоже здесь.
А пока дел было предостаточно. Ей не хотелось быть обузой, поэтому Тамара настояла на том, чтобы исполнять свой долг, работая в поле. Недовольная своей полной невежественностью в отношении иудаизма, она искренне вознамерилась узнать все о своей религии. Она читала книги, ходила в синагогу и задавала бесчисленное количество вопросов. Три вечера в неделю были отданы изучению иврита. Полгода спустя она настолько овладела им, что могла вести в школе уроки английского и литературы.
Все было для нее новым, необычным и восхитительным. Она полюбила священный день отдыха с торжественным ритуалом зажигания субботних свечей, традиционной пищей и историями из Ветхого Завета, которые были намного увлекательнее всех сценариев, когда-либо вышедших из-под пера голливудских сценаристов. Но больше всего ей нравились праздники. Именно тогда она в полной мере ощущала, как стирается грань между прошлым и настоящим и многие столетия сливаются в одно.
Разумеется, не обходилось и без переживаний. Инга ненавидела жизнь в поселке. Прожив в нем три месяца, она поняла, что больше оставаться тут не может. Она ненавидела постоянную жару, отсутствие времен года и нестихающий ветер. Она жаловалась на отсутствие самых обычных предметов, которые всю жизнь считала само собой разумеющимися, и на те требования, которые предъявляла к ней жизнь в общине. Будучи католичкой, она постоянно чувствовала себя чужой. «Здесь приятно погостить, – повторяла она, – но не думаю, что смогу остаться здесь навсегда».
Однажды, вернувшись с работы в поле, Тамара застала Ингу за сбором чемоданов. С минуту она в ужасе молча смотрела на нее.
– Инга! Что ты делаешь?
Инга не подняла головы.
– А как ты сама думаешь, что я делаю? Собираю вещи.
– Но ведь ты не уезжаешь! Прошу тебя, останься еще хоть на какое-то время…
Инга уложила в чемодан последнюю стопку аккуратно сложенных блузок и решительно закрыла одной рукой крышку. Защелкнув другой рукой замки, она выпрямилась и хлопнула в ладоши, как бы стряхивая с них пыль. Затем повернулась к Тамаре.
– Ну вот. Думаю, это все.
Тамара подошла ближе и встала перед ней.
– Но ты не можешь уехать! – В ее голосе звучало отчаяние.
– Liebchen, я должна.
– Но как мне жить без тебя? – упавшим голосом спросила Тамара. – Мы всегда были вместе с самого моего детства!
