– А что, если бы я сказал, что здесь был отец Виктора и расспрашивал о нем?
– Когда? – Положив медведя на стол, счищаю зубцом вилки клей с пальцев. – Где ты? У Кеппи?
– В «Таверне».
– Откуда ты знаешь, что это его отец?
– Знаю, Хилари, – отвечает Гордон. – Он сказал, что ищет Виктора, и ему известно, что тот находится в Халле.
Вспоминаю о той записке, которую послала отцу Виктора. На конверте, ясное дело, был штамп почтового отделения в Халле, а на штампе, скорее всего, стояло название города.
– Это я виновата, – говорю ему.
– Всегда и во всем виновата Хилари, – пьяным голосом, заикаясь, бормочет Гордон. – Если я лягу спать пораньше, ты заберешься опять ко мне?
– Гордон…
– Если я свалюсь с крыши, ты придешь ухаживать за мной? Если я напьюсь до чертиков и отколошмачу тебя, захочешь ли ты меня так же сильно, как Виктора? Так как, Хилари?
Темно, хоть глаз выколи, поздняя ночь. Раздается звонок в дверь, второй. Стою в дверях, вопросительно глядя на Виктора. Он пожимает плечами и озадаченно смотрит на меня. Читает одну из моих книг – о космических путешествиях и НЛО, она лежит у него на коленях вверх обложкой.
– Думаешь, это Гордон? – спрашивает Виктор.
– Нет, Виктор, – отвечаю я. – Нет, это твой отец, совершенно уверена.
Присаживаюсь на край постели. На столике рядом с кроватью вино, пузырек с таблетками, полстакана молока и куча скомканных бумажных салфеток со следами крови. Виктор, взяв мою руку, обводит кружочками костяшки пальцев.
– Хочу изучить то, что интересует тебя, Хилз. Вчера читал твою книгу о костных заболеваниях у собак. Очень интересная работа о датских догах. Эта книга о космосе немного сложнее, – говорит он. – А морфий и вино мешают сосредоточиться. Все расплывается перед глазами. Даже черты твоего лица, Хилари, вокруг твоей головы нимб, что-то вроде золотистой ауры. Вот теперь Эстел гордилась бы моими успехами: я вижу ауру. Снова звонок.
– А этот золотой нимб ты видишь вокруг всех предметов? – спрашиваю я.
– Нет, вокруг некоторых – голубой, вокруг других – розовый.
Опять звонок, я вздрагиваю.
– Человек рождается свободным, а его заковывают в цепи, – говорит Виктор. – Знаешь, кто сказал это, Хилари?
Трясу головой.
– Руссо. «Об общественном договоре». Тысяча семьсот шестьдесят второй год. Руссо думал, что человек рождается невинным и добродетельным, и если он следует своим природным инстинктам и побуждениям, то остается справедливым и добрым. А что ты думаешь, Хилари? Что случится, если человек будет следовать своим природным инстинктам?
