– А что говорит твоя мама? Она такая же жестокая, как и ты?
– Моя настоящая мама давно уехала из Москвы. Отец ее выгнал. А та, что живет с нами, никакая мне не мать. Ладно, хватит болтать. Пошли отсюда. Ты-то не из ИХ породы, – он кивнул куда-то вниз, судя по всему, имея в виду своих рабов. – Так что пользуйся моей добротой…
Они вышли из теплицы и направились к дому.
Сад, залитый лунным светом, представлял собой потрясающее зрелище. Круглые клумбы между деревьями, белые скамейки, голубые шелестящие над головами кроны яблонь и вишен… И как дворец возвышался перед ними особняк. Дача Атаевых.
– Если хочешь, то иди в дом, отдохни. Я тебе приготовлю что-нибудь попить. Сейчас приедет отец. И если ты обещаешь молчать про то, что я тебе рассказал, то уйдешь отсюда живой…
Маша поняла, что разговаривать с ним бесполезно. Атаев-старший так, видно, обработал ему мозги, что никакая логика и здравый смысл не смогут поколебать его убеждений в своей правоте и безнаказанности.
– Хорошо. Я буду молчать. Между прочим, я проголодалась. В саду я видела мангал, мы проходили мимо. По-моему, там торчали шампуры с мясом, а?
– То-то, – хмыкнул Кирилл. – Я знал, что не ошибся в тебе… Я мигом. Только свет не включай. Ни к чему это.
А Маша, взглянув в окно, подумала о том, что с больной ногой она и на мотоцикле далеко не уедет.
Однако, когда за Кириллом закрылась дверь, она на одной ноге допрыгала до холла, нашла в темноте аппарат и, с трудом различая при лунном свете цифры, набрала номер домашнего телефона. Трубку быстро взяла мама. Наверно, она весь вечер ждала этого звонка.
– Мама, ты только не переживай. Я на даче у Атаевых. Это на Николиной горе. У него много теплиц, думаю, что их участок на окраине, сразу после леса, я не очень хорошо ориентируюсь.
– Машенька, доченька, почему это все с тобой происходит? Тебя не били?
– Нет, мам, не били…
– А тот, что в форме был, на самом деле милиционер?
– Нет, мам, не думаю… Мы здесь с Кириллом. Он странный, но будем надеяться, что ничего страшного со мной не сделает… Приезжайте поскорее.
– А ты знаешь, этих женщин… в подземелье… освободили.
– Да? Вот это здорово, даже не верится… ну все, мам, я не могу больше говорить… – И Маша, сглотнув слезы, положила трубку.
Когда вернулся Кирилл, она уже взяла себя в руки. Больше того, ей даже удалось проглотить несколько кусков шашлыка.
А чуть позже, когда они все-таки включили свет и начали играть в карты, в «дурачка», ей вдруг подумалось о том, что это не Кирилл виноват в том, что стал таким.
