– Послушай, разве ты не говорила нам, что у вас телефон с определителем номера? Или я что-то путаю?
– Нет, ты не спутал. Говорила.
– Но ведь не бывает таких телефонов, чтобы в них были и автоответчик, и определитель номера.
– В маминой спальне стоит такой телефон. Я же говорю, у нас в каждой комнате по телефону.
– Так чего же ты молчишь?! Бежим скорее, посмотрим, откуда звонили твои родители! Вот чучело! – сорвалось у Сашки с языка, и он бросился в спальню.
Дронов выписал к себе в блокнот все последние номера телефонов и скомандовал:
– А теперь бежим. Я чувствую, что мы уже совсем скоро найдем твоих родителей.
В штабе собрались все, кроме Горностаева. И если у Маши, которая считала, что впустую потратила время во «Флоре», было грустное лицо, то остальные прямо-таки светились радостью.
Пузырек торжественно достал из зеленой сумочки Валерии фотографии (точнее, их клочки) и бережно разложил на столе.
– Да, – сказала Света, увидев на снимке обнимающихся Валерию и своего отца. – Это он. Но я не думала, что они могли быть знакомы. Мой отец – человек занятой. Ему некогда… Да и вообще, он не такой!
– Успокойся. Может, это фотомонтаж. Мало ли чего не бывает на свете.
Эти слова, конечно же, принадлежали Дронову. Его забота о Светлане в глазах Маши выглядела вызывающей.
Между тем все по очереди рассматривали разорванные снимки.
– Ну, ты, Пузырек, даешь! – с восхищением проговорил Сашка, похлопывая Никитку по плечу. – Надо же, как события-то интересно разворачиваются. Сначала ты находишь в парке Валерию, а на следующий день прямо на видном месте в каком-то шалаше на старой эстраде обнаруживаешь и ее сумку. Просто невероятно! Я только до сих пор не понял, а что ты вчера, собственно, делал в парке, да еще и в такую погоду?
– Один пацан должен был принести мне жаб, – замялся Пузырек. Он ждал этого вопроса еще и раньше, но все равно не успел подготовиться, а потому говорил чистую правду.
– А зачем тебе жабы? – не унимался Дронов.
Маша, которая прекрасно знала, зачем брату жабы, сидела в сторонке и молчала, что называется, «как рыба об лед».
Дело в том, что с жабами Никита собирался производить биологические опыты. Не понимая природу работы сердца – что за источник энергии заставляет его биться, – он хотел сам, собственноручно, разрезать жабу и поглядеть, «что там внутри». На все протесты Маши Никита отвечал всегда одно и тоже: я не садист, мне просто интересно. Ну что на это возразишь?
И лишь одно обстоятельство успокаивало Машу: ее брат все равно никогда не смог бы взять и разрезать на кусочки живую тварь. Не так воспитан, во-первых. А во-вторых, у него от природы доброе жалостливое сердце. Сколько бы он ни собирался произвести подобную операцию, а все равно не смог бы.
