Домой Лохнесс возвращался только в сумерках, предусмотрительно оставив мокрые плавки у Ивана. Галина Евгеньевна была не слишком довольна тем, что почти не видит сына.
– Ты бы почитал что-нибудь хоть из школьной программы… Для чего мы с тобой полный чемодан книг привезли? А то ты ведь так вовсе читать разучишься, – ворчала она, накладывая полную тарелку вареной картошки с квашеной капустой.
А он пропускал ее слова мимо ушей. До книг ли, когда все дни под завязку заполнены событиями, играми, приключениями и новыми, непривычными отношениями? Не до конца, лишь краем сознания Лохнесс вдруг иногда осознавал, что, кажется, влюбился, но он тут же отмахивался от этой мысли. Думать об этом не хотелось еще и потому, что ощущал он себя в центре настоящего любовного треугольника. Судя по всему, Ваня тоже питал к Тане давнюю симпатию, и она до недавних пор отвечала ему взаимностью – пока не переключила свое внимание на Женю. Ваня, впрочем, стоит отдать ему должное, не опускался до ревности или обиды на своего соперника. Лишь спустя годы, анализируя события того лета, Евгений пришел к выводу, что первая детская полувлюбленность осознавалась всеми ими скорее как теплая дружба и желание быть все время вместе, чем как проявление какого-то собственнического инстинкта.
Никогда больше ему не удалось добиться такого единения и почувствовать такое родство душ с другим человеком. Хотя они и конкурировали с Ваней за девичье сердце, а юная кокетка никому не давала определенного предпочтения. Но, как ни странно, именно такое положение дел оказалось Жеке на пользу. Он вдруг понял внезапно, что стал старше, что теперь может и должен сам оценивать свои поступки и отвечать за них. Что, как выяснилось, не так-то просто. Выбирать между дружбой и любовью – с этой задачей подчас не справляются и взрослые.
К Ване у Лохнесса было особое отношение. Несмотря на то что Таня незримо стояла между ними, новый друг вызывал какие-то непривычно трепетные эмоции. Словами Женя вряд ли бы смог объяснить, в чем было дело. Просто они смеялись над одними и теми же шутками, которые остальным могли показаться несмешными, радовались и печалились одному и тому же, и если кто предлагал что-либо, то другой, чуть поразмыслив, приходил к выводу, что ничего лучше и придумать нельзя. В общем, они идеально понимали друг друга с полуслова. Хотя не обходилось иногда и без споров и ссор, но даже размолвки были какими-то ненастоящими, оба они понимали, что нужны друг другу.
