Внезапно она проснулась… и тут же заплакала под ним, неистовым, распаленным, оголодавшим, стала извиваться всем телом, кусать его, бить кулаками по спине, плечам. Но он был уже в ней, и долго, страстно, жадно любил ее… любил как никогда, и никакие силы, слова, заклинания не смогли бы оторвать его от нее. Когда он отпустил Надю, на плечах ее остались красные пятна – следы его пальцев. Она натянула одеяло до самого носа и лежала, горько плача, навзрыд, а потом, вдруг что-то поняв для себя, словно пробудившись от долгого, растянувшегося на три с половиной месяца сна, сделала неожиданное. Села на постели, вытерла ладонями слезы, посмотрела на растерянного, с лицом преступника, Дмитрия и обняла его, крепко прижала к себе и принялась целовать его, а с губ срывалось: прости, прости…
После обеда они спустились в метро. Шли, держась за руки, поднимались и опускались на эскалаторах, Надя пыталась вспомнить свой маршрут, шла, вертя головой в разные стороны, и лицо ее при этом было растерянным, виноватым.
В мчащейся электричке, пронизанной страшным гулом и грохотом, привалившись к мужу, она шептала ему на ухо:
– Скажи, но ты-то веришь, что это не я? Ты должен мне верить…
В ответ он крепко сжимал ее руку и спрашивал, в свою очередь, себя: неужели ее снова отнимут у него? Бросят в тюрьму, как преступницу, как убийцу, и все потому, что она никак не может вспомнить, что произошло с ней в метро в тот безумный день. Но что с ней могло произойти? И как объяснить им всем, кто жаждет расправиться с ней с помощью безжалостного закона, что она спустилась в метро, чтобы не чувствовать себя такой одинокой, ведь здесь столько людей. Или же она, отвыкшая от метро женщина, спустилась туда, как в преддверие ада…
– Мы ездим туда-сюда, скажи, ты что-нибудь вспомнила?
– Дима, подожди… Давай отойдем в сторону… А еще лучше – присядем… У меня страшно болит голова, просто раскалывается… Как тогда… Я хотела подняться наверх, у меня голова разболелась от духоты, от горячего воздуха. Мне было так плохо… Аптечный киоск на «Арбатской»… Я купила там таблетки от головной боли.
Она запустила руку в карман голубого замшевого плаща и достала оттуда пластину с таблетками, двух не хватало. Клочок белой бумаги – чек.
– Вот, Дима… Я вспомнила… Когда я купила таблетки и хотела уже отойти… понимаешь, народу было много, я резко так повернулась, и в это время на меня налетел один мужчина… Он едва не сбил меня с ног… Во всяком случае, его удар пришелся мне по лицу… И у меня из носа хлынула кровь… Но плащ не испачкала… я успела поднести руку… А киоскерша все видела… Я не помню, как оказалась у нее, внутри киоска, там еще сильно пахло лекарствами… Она усадила меня в кресло и дала мне бутылку… пластиковую, с минеральной водой, я запила таблетку, нет, я приняла сразу две таблетки, чтобы голова перестала, наконец, болеть…. А еще она дала мне свой платок носовой… Кажется, я его оставила у нее… Ведь она же может вспомнить меня… К ней еще девочка пришла, кажется, дочка… Она тоже может вспомнить меня и точное время, когда я была там, в киоске… Мне надо срочно позвонить Земцовой…
