Милая Елена Сергеевна, дорогая, родная моя Тюпочка!
Всю эту неделю помню о том, что Вы пообещали мне помочь с моим писательством и разговариваю все время с Вами мысленно. Я решила писать Вам настоящие письма, в которых мне легче будет вспоминать свою жизнь «до и после» и надеюсь, что это будет Вам, моя дорогая, ласковая, не так уж неинтересно.
Сейчас уже поздний вечер. Сегодня был кошмарный день. Днем позвонил мне на работу В. И. (занимающийся лит. обработкой книги) и сказал, что он сам написал за меня мои воспоминания, основываясь на записках Лили Юрьевны, Татьяны Ивановны и Машеньки. Я представляла себе, что это будет не «то», но что это было! Трудно даже рассказать.
В. И. (импозантный седой мужчина) сел за письменный стол Олега, Олег сел у меня в ногах, а я лежала на диване, сжавшись физически и душевно под пледом. Что это было за мучительное положение! Я должна была слушать два часа, как я рассказываю о своих родителях и о своем детстве совершенные небылицы. Олег с серьезным видом поправлял в некоторых местах, а я слушала и поражалась, как они могут всерьез говорить об этом. Как могут подумать, что я соглашусь на такое. Я лежала с закрытыми глазами и плакала. Что они сотворили с мамой, с Иеронимом Петровичем, со мной! Ужас!
Они – В. И. и Олег, – по-видимому, считают меня ненормальной. Может быть, они частично и правы, но я не могу и слышать подобных сюсюканий вроде «папа следил за моей учебой, он говорил: «Борись дочка, Ленин учил…» и т. д. Или: «Когда отца арестовали, я спросила маму: “Мамочка, как же Сталин мог допустить…”» и т. д. Или «папа часто собирал нас в круг, рассказывал нам про Гражданскую войну и под конец мы затягивали: «Уходили комсомольцы на Гражданскую войну».
Ну, что Вы на это скажете? Что я могла сказать?
Я сказала, что в этой рукописи я не узнала ни отца, ни мать, ни себя, ни моего детства. Что за слоем меда и патоки их совершенно нельзя узнать даже мне. Если я в те 20 лет их не предала, то сейчас уж подавно не могу их оскорбить такой заядлой ложью. Боже! Что тут началось!!! Короче.
Мне заявили, что раз я не умею сама писать и раз их помощь я не принимаю, то участие мое в сборнике отпадает. <…>
Ну, Тюпочка, Вы, наверное, меня поняли, что я жду Вашей помощи и очень надеюсь на нее. Я при прощании с В. И. заявила, что эту неделю я сама засяду и, если у меня получится, то сообщу ему, чтобы меня пока не вычеркивали. Теперь все зависит от Вас. <…>
