Война и миф | страница 92
Согласно новому проекту правительство уйдет в отставку, а парламент в течение пяти дней изберет нового премьера.
– Я совершенно не держусь за свое кресло, – хвастается Алмаз Атамбаев.
Премьер уверяет, что все требования оппозиции учтены и «дальше о чем-либо кричать несерьезно».
Превратившись из оппозиционера в госчиновника, Алмаз Атамбаев вдруг полюбил легенду о рыцаре, который, победив дракона, сам в него превращается. Правда, он уверяет, что ему повезло, ибо он драконом не стал. Более того, новый вариант конституции станет «путами для любых новых драконов».
– Про нашу страну говорят, что у нас нестабильность. Но мне кажется, что это нестабильность текущей воды, которая вымывает всю грязь. Вот у наших соседей – стабильность. Но это стабильность мины! Она лежит тихо-мирно, а завтра может так рвануть, что всей страны не будет.
Еще он обещает, что власти применят против участников акции спецсредства только в том случае, если «какие-нибудь горячие головы начнут захватывать здания».
– Тогда у них потекут слезы. И все, – все так же радостно говорит премьер.
Мы выходим из Белого дома. Прямо у выхода буквой «П» выстроились спецназовцы.
– Так, проходите быстро. Не снимайте, уходите, уходите, – командует их начальник всем журналистам.
Однако оппозиционеры радости премьера не разделяют.
– На самом деле Атамбаев – точно как тот дракон, о котором он так часто говорит, – уверяет Феликс Кулов. – Пришел, увидел власть и ничего не стал менять.
Объединенный фронт и движение «За реформы!» говорят, что не верят Курманбеку Бакиеву – он уже не раз шел на мировую с оппозицией, соглашался с их требованиями и даже с их вариантом конституции, а потом отыгрывал назад. Они настроены на борьбу – она уже началась, и ничто, кажется, не может ее остановить.
«Коммерсантъ», 11.04.2007
Глава 4
Андижан
Репортаж с того света
С чего начинался Андижан. – Журналист в мертвом городе. – Люди в черном приходят на рассвете. – Тишина в Ташкенте. – Уроки андижанского расстрела. – Город в детских шлепанцах
Андижан является, наверное, самой страшной страницей в истории постсоветского пространства. И точно самым страшным эпизодом моей журналистской работы. Так вышло, что мы (я и фотокор «Коммерсанта» Василий Шапошников) были одними из немногих журналистов, находившихся в Андижане после расстрела и считавших лежавшие на площади трупы горожан.
После той трагедии для меня кое-что стало более ясным – но не «кто?», «почему?» и «зачем?». Я уяснил, пожалуй, только то, что я обязан вспоминать об Андижане, говорить и писать о нем снова и снова. А еще бороться с мифами и призраками – в первую очередь с мифом о международном терроризме, который якобы виноват в произошедшем. Вовсе не мифический терроризм расстреливал разбегающихся по городу людей, и не он отправил в тюрьму полгорода – по крайней мере всех, с кем я разговаривал в те дни. Призрак терроризма виноват только в одном – в том, что Андижан благополучно забыли.