Война и миф | страница 92



Согласно новому проекту правительство уйдет в отставку, а парламент в течение пяти дней изберет нового премьера.

– Я совершенно не держусь за свое кресло, – хвастается Алмаз Атамбаев.

Премьер уверяет, что все требования оппозиции учтены и «дальше о чем-либо кричать несерьезно».

Превратившись из оппозиционера в госчиновника, Алмаз Атамбаев вдруг полюбил легенду о рыцаре, который, победив дракона, сам в него превращается. Правда, он уверяет, что ему повезло, ибо он драконом не стал. Более того, новый вариант конституции станет «путами для любых новых драконов».

– Про нашу страну говорят, что у нас нестабильность. Но мне кажется, что это нестабильность текущей воды, которая вымывает всю грязь. Вот у наших соседей – стабильность. Но это стабильность мины! Она лежит тихо-мирно, а завтра может так рвануть, что всей страны не будет.

Еще он обещает, что власти применят против участников акции спецсредства только в том случае, если «какие-нибудь горячие головы начнут захватывать здания».

– Тогда у них потекут слезы. И все, – все так же радостно говорит премьер.

Мы выходим из Белого дома. Прямо у выхода буквой «П» выстроились спецназовцы.

– Так, проходите быстро. Не снимайте, уходите, уходите, – командует их начальник всем журналистам.

Однако оппозиционеры радости премьера не разделяют.

– На самом деле Атамбаев – точно как тот дракон, о котором он так часто говорит, – уверяет Феликс Кулов. – Пришел, увидел власть и ничего не стал менять.

Объединенный фронт и движение «За реформы!» говорят, что не верят Курманбеку Бакиеву – он уже не раз шел на мировую с оппозицией, соглашался с их требованиями и даже с их вариантом конституции, а потом отыгрывал назад. Они настроены на борьбу – она уже началась, и ничто, кажется, не может ее остановить.

«Коммерсантъ», 11.04.2007

Глава 4

Андижан

Репортаж с того света

С чего начинался Андижан. Журналист в мертвом городе. Люди в черном приходят на рассвете. Тишина в Ташкенте. Уроки андижанского расстрела. Город в детских шлепанцах

Андижан является, наверное, самой страшной страницей в истории постсоветского пространства. И точно самым страшным эпизодом моей журналистской работы. Так вышло, что мы (я и фотокор «Коммерсанта» Василий Шапошников) были одними из немногих журналистов, находившихся в Андижане после расстрела и считавших лежавшие на площади трупы горожан.

После той трагедии для меня кое-что стало более ясным – но не «кто?», «почему?» и «зачем?». Я уяснил, пожалуй, только то, что я обязан вспоминать об Андижане, говорить и писать о нем снова и снова. А еще бороться с мифами и призраками – в первую очередь с мифом о международном терроризме, который якобы виноват в произошедшем. Вовсе не мифический терроризм расстреливал разбегающихся по городу людей, и не он отправил в тюрьму полгорода – по крайней мере всех, с кем я разговаривал в те дни. Призрак терроризма виноват только в одном – в том, что Андижан благополучно забыли.