На этот раз приятели напились до неприличия. Семен даже выпроводил, не дав войти в дом, кухарку Жанну, чтобы расслабиться без свидетелей. Они сидели, развалясь на большом кожаном желтом диване, пили, курили, и каждый говорил о чем-то своем. Роман – о том, что сто лет не видел сына и что, когда увидит его на улице, скорее всего, не узнает, так он вырос. Семен же вдруг сказал, что сегодня ночью наконец-то приезжает его жена, Елена. «У нее был грипп, поэтому она не смогла приехать раньше…» – говорил он заплетающимся языком, явственно, как никогда, представляя себе стоящую на пороге дома Лену в светлом плаще и почему-то с красным чемоданом в руке. Он верил и не верил в возможность материализации мысли, но он так жаждал этой встречи, что ему доставляло удовольствие просто говорить об этом, произносить ее имя и все те слова, которые окружали ее как порхающие бабочки. Глядя на сидящего рядом на диване Романа, он вдруг подумал о том, что его гость мешает ему упиваться теми фантазиями, что питали его слабую надежду на приезд в Гренобль Лены. Откуда-то накатило чувство неприязни к человеку, так навязчиво ему кого-то напоминавшего. Он уже где-то видел и эти крупные, навыкате глаза, похожие на чернослив, и набрякшие веки, и полные губы…
– Если бы ты только знал, как много мне пришлось сделать ради нее, чтобы она осталась со мной… – процедил он сквозь зубы, понимая, что ему все равно придется мириться с присутствием в доме Романа. Кто знает, может, с его уходом ему станет еще тяжелее. – Она просто не может не приехать сюда… ко мне… Ведь ты, скотина ты этакая, знаешь, что я уже не молод, что у меня ничего нет, кроме денег, чтобы ко мне сюда кто-то приехал… Но ты не знаешь Лену. Ее не интересуют деньги… Она любит меня, понимаешь?
Говоря это, он вспоминал довольно частые минуты душевной близости, когда Лена искала утешения на его груди, когда плакала, когда, всхлипывая, засыпала в его объятиях. Он никогда не придавал серьезного значения ее слезам, зная, что такие эмоциональные женщины, как Лена, склонны к преувеличениям, что они печалятся по самому ничтожному поводу, а потому, соглашаясь с ней во всем, как мог, лаской, успокаивал ее. Время от времени Лена упрекала его в том, что он пользуется ею, знакомя ее со своими партнерами по бизнесу и заставляя спать с ними, но упрекала, как он это понимал, от безысходности, чтобы оправдать свое врожденное и неистребимое влечение к мужчинам. И если поначалу Семен очень болезненно воспринимал измены своей любовницы, то потом ему пришлось с этим смириться – порвать с ней у него не было сил, грубостью же он мог только добиться того, что она сама, первая, бросила бы его. Она не боялась его, такого могущественного, такого сильного и властного человека, и это обезоруживало Семена, заставляло дорожить ею.
