Аня больше не всхлипывала.
— Опять ты! — сказала она.
— Я, Анечка, я. Но ежели хочешь, то я могу уйти, — мягко сказал Пашка.
Он помог ей подняться, выбрал с юбки налипшие катышки репья.
— Вот так-то лучше будет, — как и в тот раз, когда подал вычищенные сапоги, сказал Пашка.
Девушке не хотелось в таком виде показываться Шкалябину. Наверно, опять землянка переполнена офицерами. Отдохнуть бы, побыть наедине со своими думами.
Куда идти? Где найти в этом переплетении ходов сообщения и траншей угол, где можно укрыться от надвигающейся непогоды? Вспомнила свою начальницу. Конечно, у нее землянка, она не раз приглашала.
— Проводи меня до батальона, — попросила Аня.
— Чудная, хоть до дивизии, хоть на край света, — с готовностью ответил Пашка, радуясь, что он не прогнан и даже… даже его просят.
Они выбрались из оврага. Наверху стало светлее. Мелкая зыбкая морось летала в воздухе. Пашка только теперь заметил, что девушку бьет крупный озноб, как при малярии. Он скинул шинель, набросил на ее плечи. Она благодарно прижалась к нему, взяла его теплую жесткую руку в свою, и они пошли. Над ними тонко скулили пули да кружилась ночь в бешеном вихре.
Шура не удивилась, когда вошла Аня. Она торопливо засветила коптилку, попросила девушку присесть. В просторной землянке, разделенной марлевой занавесью на две половины, пахло карболкой и йодом. Одну половину занимала сама командир санитарного взвода, другую — ее помощница и, при случае, раненые или больные, которые нуждались в первой помощи. Санитары-мужчины жили в другом укрытии по соседству. В углу землянки громоздились носилки и теплые конверты. «Катюша» — коптилка из сорокапятимиллиметровой гильзы — светила, как настоящая лампа-восьмилинейка.
Шура заметила, что с девушкой неладно. Зеленые глаза блестели, искусанные губы вздрагивали.
— Что с тобой, Аня? — Шура взяла ее руку, нащупала пульс.
Девушка попыталась улыбнуться, но слипшиеся губы были непокорными, чужими.
— Александра Ивановна… Шура, не спрашивай ни о чем, — осипшим голосом предупредила Аня. — Я не больная, просто тяжело.
Шура свободной рукой обхватила голову девушки, прижала к груди.
— Хорошо, хорошо, не буду, но ты, пожалуйста, не волнуйся.
Несколько минут девушки молчали. Аня покорно приклонилась к Шуре, время от времени вздрагивая всем телом.
— Как тяжело! — повторила Аня. — Александра Ивановна… — Она умоляюще посмотрела на Шуру. — Сделай мне морфий! Кубик-два — все равно. Только поскорей. Понимаешь, поскорей!
