Криницы | страница 149



— А из-за чего?

Она не ответила. Пожелала доброй ночи, по-девичьи быстро, словно боясь, что он её остановит, скользнула во двор, стукнула калиткой, закрыла её на задвижку.

Только дома, в своей пустой холостяцкой квартире, Лемя-шевич почувствовал, как больно задели его эти незаслуженные обвинения. Теперь, когда все налаживалось, все шло как будто бы хорошо, когда он изведал настоящую радость труда, дружбы… Прочитают ученики, родители, педагоги. Что другое не прочитают, а это прочитают все, даже те, кто никогда газеты в руки не берет. И — разные есть люди — одни поймут правильно, а другие… поверят печатному слову. Как-никак — областная газета. Особенно — дети. Что подумают дети?

«Однако кто это мог сделать? — ломал он голову. — Бородка? Неужели Бородка? Неужто он способен так низко, так подло отомстить за свое поражение в истории с переводом? — В это не хотелось верить. — Не может быть. Не мог он написать! Ни в коем случае! Это же легко обнаружить… Он человек умный. Но ведь такой материал не дают без проверки. Однако кто, как проверял? В Криницы корреспонденты не приезжали. Значит, редакция получила визу авторитетного лица. И, значит, опять-таки — Бородка… Неужто он? Больше никто подтвердить не мог».

От этих мыслей у него разболелась голова.

Пришел Сергей Костянок.

— Я уже два раза заходил, — сказал он. — Где ты был? Читал? Что скажешь?

— Что сказать. Неприятная штука, особенно для нашего брата учителя.

— Ровнопольцу неприятно не меньше, чем тебе.

— Конечно. Но взрослым легче объяснить. А вот когда имеешь, дело с детьми… Тут, брат, посложнее. Тем более что я не святой, как каждый из нас. Да, случилось, выпил… И вот, представь, часть детей поверит, что я продавал школьные доски…

— Действительно! — Сергей бросил на диван шапку и обеими руками взъерошил волосы. — Но кто мог сделать такую подлость, скажи мне? Адам кричит, гремит на весь дом, что это дело Орешкина, и рвется пойти с ним «побеседовать».

— Еще этой глупости не хватало! Скажи ему, чтоб — ни слова! — Лемяшевич на миг задумался. — Орешкин? Знаешь, я меньше всего склонен подозревать его. Мне почему-то кажется, что о фельетоне не мог не знать Бородка, А Орешкин и Бородка… Нет, несовместимо.

— А почему Бородка? — нахмурился Сергей. — Просто ты не объективен и злопамятен, Михась. Ну, поспорили вы… Есть у него недостатки, как и у меня, и у тебя, и у каждого из нас, смертных. Но подумай; если б он считал, что все это правда, он давно вытащил бы тебя на бюро… Он, брат, патриот своего района, и выносить сор из избы — не в его характере. Он же должен теперь принять меры!