— Плохой ваш коллектив! Вы его испортили… А теперь хотите свалить с больной головы на здоровую… Вы на себя поглядите… Любят ли вас учителя?..
Она нарочно говорила громко. Лемяшевич услышал, как тихонько скрипнула форточка в окне, и у него пропала охота спорить с этой самоуверенной, самолюбивой и грубоватой женщиной, отстаивать свою правоту. Кроме того, он больно переживал свою ошибку, значительно больнее, чем её необоснованные обвинения. Он решился на этот разговор потому, что был уверен, в особенности после сегодняшнего заседания, что это умный и принципиальный человек. И вот… Когда дело дошло до того, что ей, естественно, дороже всего на свете, куда девался её трезвый ум, её принципиальность! Понимай тут людей! Он молчал.
— Я, товарищ директор, прожила на свете — слава богу… И сама разбираюсь в людях. Так вот вам что думает старая колхозница… Виктор Павлович, которого вы неведомо за что невзлюбили, настоящий человек и учитель. Во всяком случае, не вам чета… А вы не доучились и теперь лезете в чужую душу, словно поп. А я с молодых лет попов не люблю.
Михаил Кириллович оглянулся и в полосе света, падавшей из окна на цветник, увидел длинную тень Орешкина. Ему стало смешно.
— Настоящий человек не станет подслушивать чужие разговоры, — сказал он, удивив Аксинью Федосовну своим неожиданным смехом. А потом привел её в еще большее недоумение, когда совершенно дружелюбно попрощался — Доброй ночи, дорогая Аксинья Федосовна! Всего вам наилучшего!
Это была осень великих сдвигов.
В мастерские МТС, в колхозы, ближе к земле, ехали тысячи людей, оставляя обжитые места. Ехали туда, куда звала партия. Горячая наступила пора в работе городских и сельских партийных комитетов.
Бородка понимал всю грандиозность этой перестройки и поначалу обрадовался, но не будущим результатам её, а самой возможности «поработать в полную силу», «штурмануть» и таким образом показать себя. Но оказалось, что штурмом тут ничего не добьешься. Мало помогала его кипучая деятель-нбсть, его непрерывная езда по колхозам. Чтобы укрепить МТС и колхозы лучшими кадрами, потребовалось нечто иное — иной строй мыслей, иной стиль работы с людьми. Он же пока нашел один выход: настойчиво стал требовать от областных организаций присылки специалистов. То и дело ездил в обком. И вот однажды Малашенко, к которому он заходил запросто, как к старому другу, сказал ему уже не по-дружески, а довольно официально:
— Что это вы, товарищ Бородка, все от обкома требуете? Агрономов вам дай, механизаторов дай, председателей колхозов — тоже. А ваши собственные кадры? Кого из районного актива вы послали в колхозы? Нет подходящих людей? Значит, у вас самые плохие кадры, самый плохой район? А вы нам пыль в глаза пускали. Поглядите, что делается у ваших соседей! Началось настоящее движение за посылку ответственных работников на село. В Сосновке, например, второй и третий секретари сами заявления подали. Пожалуйста… в Базилевичах… в Калиновичах… А вы всё сверху ждете!
