Джемпер упал наконец на пол, беспомощно растянувшись, раскинув в стороны глупые серые рукава. Следом за ним полетели в воздух оставшиеся предметы одежды, попадали на пол вперемежку больничный халат в цветочек и отутюженные брюки с идеальными стрелками.
Открыв на секунду глаза, она увидела, как снова закачались над головой тени на потолке. В этот момент рядом со своим сердцем она почувствовала биение другого, такого же горячего, раскаленного добела, и острого, как спица. Она ощутила это сердце сквозь кожу и мышцы и почувствовала, как оно прикоснулось в самой глубине к ее сердцу. И слилось с ним в одно, большое. А потом стала общей и обнаженная горячая кожа, и кровь, бурлящая в венах, и хриплое дыхание.
Тени на потолке заметались в какой-то сумасшедшей пляске. Этот танец теней был похож на костер с языками холодного черно-белого пламени.
Именно так, наверное, и выглядит пламя пожара – если снимать его на черно-белую пленку.
* * *
Проснувшись утром, она долго лежала на спине, с открытыми глазами, без мыслей. Прислушивалась к звукам посыпающегося за окном города. Из приоткрытого окна доносились голоса людей и детский плач. С проезжей части, расположенной вдоль корпуса центрального отделения, были слышны автомобильные гудки и далекий звон трамвая.
Запах свежей апельсиновой кожуры витал в воздухе, перемешиваясь с легким, едва различимым, запахом мужского одеколона.
Думать об этом сейчас не хотелось.
В это четвертое утро своего пребывания в больничной палате Инга в первый раз проснулась так рано. Розовый свет утреннего солнца проникал в палату косыми лучами, и каждый луч был наполнен красноватой, с медным отливом, пылью. Потянувшись в постели, она перевернулась на бок – и увидела на полу, рядом с кроватью, синий больничный халат в цветочек.
Теперь не думать об этом было уже невозможно.
Прикрывая грудь пододеяльником, как будто бы ей было перед кем стыдиться, она потянулась вниз, подняла халат, накинула его и быстро застегнула. Улыбнувшись, попыталась придумать название тому, о чем было невозможно не думать.
Случилось что-то непоправимо хорошее.
Да, именно так. Хорошее. И совершенно непоправимое.
Интересно, подумала Инга, я всегда была сумасшедшей или сошла с ума несколько часов назад, а до этого была нормальной? Не помешало бы поинтересоваться об этом у своего лечащего врача. У доктора Истомина, который вот-вот, кстати, должен уже появиться в палате с утренним обходом и бессмертными обещаниями насчет возвращения памяти. Если он почувствует цитрусовый запах, перемешанный с запахом мужского одеколона, у него могут возникнуть вопросы.
