Машина миновала ворота Биворского замка, переехала по мосту ров и остановилась у главного подъезда. Майк с чувством вздохнул.
— Переношусь в прошлое, — сказал он. — Здесь я вас впервые увидел.
— Здесь? — переспросила Терри. — Не помню.
— А я вот помню. Вы смотрели из того окна.
— Там классная комната.
— Это я понял, увидев, что вы перемазаны джемом. Пили чай между уроками?
— Ничего я не перемазывалась.
— Перемазывались. Малиновым джемом. Он был прекрасен. Подчеркивал, можно сказать, нежную белизну лица.
Лорд Шортлендс тем временем выходил из ступора, сменившего в конце пути неземную откровенность. Майк узнал буквально все о романе с кухаркой и о поверженном сопернике. Мог он и ответить на любой вопрос, связанный с маркой.
Судя по неоднократным рассказам, марка эта появилась в 1851 году и называлась «Испанская голубая неиспользованная dos reales[11]». Дезборо, чьи заслуги поистине несравненны, обнаружил ее, когда гонг звал к ланчу, и так вознесся духом, что, не убоявшись жены, пошел не к столу, но к телефону, чтобы сообщить тестю поразительную новость. По его словам, тысяча фунтов — далеко не предел. Точно такую же марку продали недавно за полторы.
— Насколько я понял, — объяснил лорд Шортлендс, вылезая из машины, — там что-то не то с цветом.
Собственно, он говорил это в ресторане раз шесть, не меньше, да и раза четыре — в начале пути, но решил, что этого мало.
— Неверная окраска, как он выразился. Не знаю, почему она так важна.
— Когда я собирал марки, — сказал Кардинел, — такая штука ценилась ого-го-го!
— Собирали марки? — спросила Терри.
— Да, в юные годы. Разве вы не помните…
— Что именно?
— Ах ты, забыл!
— Как жаль.
— Видимо, что-то несущественное.
— Я ловлю каждое ваше слово.
— Знаю. Но — забыл. Может, вспомню, тогда скажу. Есть чего ждать.
Лично он, вступил в беседу лорд Шортлендс, ждет встречи с этим гадом дворецким. По-видимому, слухи о нежданном богатстве уже проникли за зеленую штору, и пятый граф очень хотел бы посмотреть на былого соперника. Да, очень хотел бы, просто ждет, не дождется. При всей своей мягкости пэр гадов не жаловал.
Однако, к его разочарованию, двери открыла горничная.
— Что такое? — вскричал граф. — Где же дворецкий?
— Мистер Спинк уехал на мотоциклете, милорд.
— На мотоциклете? А зачем?
По-видимому, дворецкий был одним из молчаливых, сильных мужчин, столь популярных в наше время. Он не сообщил горничной, зачем куда-то едет.
— Вот как? — сказал граф. — Ну, что же. Подождем, подождем. Леди Адела в гостиной?
