– Извините меня, дядя. Я не думала, что вам это неприятно… что мое присутствие в этой комнате нежелательно для вас.
Надо бы рассказать ему о бабушкином письме, о Фонде, мелькнуло у нее в голове. Но как расскажешь, если она и сама толком ничего не знает, не видела бабушкиных распоряжений, если до сих пор нет у нее в руках никаких документов?.. А Сергей Петрович тем временем уже отвечал на ее фразу, еще суше и сдержанней, чем когда бы то ни было:
– Присутствие действительно неприятно. Но не только твое, а вообще чье угодно. Не забывай, пожалуйста, что здесь до сих пор хранятся все ценности матери – не только в закрытом сейфе, но и открыто, на виду… Ты же не хочешь никаких осложнений? Не хочешь оказаться под подозрением, если вдруг что-то пропадет?
Даша, в это время рассеянно убиравшая бархатный альбом на место, решила было, что он шутит, и с готовностью к улыбке вскинула на дядю свои огромные прозрачные глаза; но лицо его было абсолютно серьезным. Сочтя за благо не задавать больше никаких вопросов, девушка молча выскользнула из комнаты и, пройдя мимо роскошного стола в гостиной, попрощавшись с кем-то кивком, а с кем-то короткой отрывочной фразой, покинула дом на Смоленской площади. Она не знала еще, что покидает его навсегда, но сердце сжалось, когда она в последний раз бросила взгляд на знакомые окна. Ей показалось, будто она видит там, наверху, в полуосвещенной спальне, бабушкин силуэт – та всегда провожала Дашу, стоя у окна, придерживая руками тяжелые шторы. И в этот раз силуэт приник к стеклу, привычно махнул рукой и навсегда растаял в матовом свете уличного освещения.
Дома, устало и небрежно бросив одежду на кресло, она подошла к зеркалу и приникла к нему так же тяжело, как, ей казалось, сделала это только что бабушка у окна своей комнаты. Теперь шаг в Зазеркалье казался девушке шагом в знание, обрушившееся на нее несколько часов назад, донесшее истину, которую она так долго и так старательно пыталась скрыть от самой себя. Там, за зеркалом, иная реальность, неподвластная законам сна и правилам человеческой игры. Там иной мир, завеса в который приоткрылась перед ней лишь благодаря какой-то неведомой, чудесной случайности; туда нет доступа живым людям, слишком мелким и суетным для царства гармонии; и там… только там она может видеться с Марио – уже умеющим видеть и слышать для величественного спокойствия смерти.
Как странно поступила с ней судьба! Она способна свернуть горы, добиться от Игоря возвращения письма – на любых, самых невозможных дотоле условиях, – и добраться до Швейцарии: у нее есть для этого и реальная необходимость, и возможность, и все оправдания. Она вправе напомнить о себе родителям Марио и даже, наверное, сможет увидеть его в больнице – только зачем, если он никого не узнает?.. И что ей тогда делать в Швейцарии?
